Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
Историк С. П. Мельгунов по этому поводу совершенно справедливо замечает:
«Как ни бледна характеристика Барклая, сделанная Ермоловым в „Записках“, но и она много говорит, если принять во внимание, что эта характеристика исходит от друга Багратиона, в свою очередь повинного в интригах и известного своей нелюбовью к „немцам“».
Впрочем, оставим мнение генерала Ермолова о Барклае и Багратионе на его совести. В конце концов, каждый человек имеет право на свою собственную оценку происходящего. А пока отметим, что, несмотря на полную непохожесть и нескрываемую враждебность по отношению к Барклаю, при встрече в Смоленске князь Багратион заявил, что весьма охотно будет служить под его начальством.
Можно ли было верить этим словам? Конечно же нет. Как подчеркивает историк А. Г. Тартаковский, «подчинение это было чисто символическим и эфемерным, что обнаружилось буквально через несколько дней».
Карл фон Клаузевиц по этому поводу пишет:
«Армия радовалась такому единению, но, по правде говоря, оно было недолговечным, потому что скоро выявилось различие во взглядах, и на этой почве возникли недоразумения».
А вот биограф Барклая де Толли С. Ю. Нечаев недоумевает:
«Опять недоразумения… И опять самого субъективного свойства… Как будто не было в русских вооруженных силах объективных проблем..»
* * *
25 июля (6 августа) 1812 года состоялся военный совет, на котором присутствовали Барклай де Толли, князь Багратион, начальники их штабов и еще несколько высших офицеров.
Генерал И. Ф. Паскевич, командовавший тогда бригадой в 7-м пехотном корпусе генерала Раевского, рассказывает об этом военном совете следующее:
«Полковник Толь первый подал мнение, чтобы, пользуясь разделением французских корпусов, расположенных от Витебска до Могилева, атаковать центр их временных квартир, сделав движение большей частью сил наших, к местечку Рудне. Хотя сначала намеревались было ожидать неприятеля под Смоленском и действовать сообразно сего движения, но как между тем получено было известие, что против нашего правого фланга неприятель выдвинул корпус вице-короля Итальянского с кавалерией, то и решились, по мнению полковника Толя, идти атаковать его, полагая, что и вся армия Наполеона там находится».
Военный историк и генерал Д. П. Бутурлин также утверждает, что именно полковник Толь предложил «немедленно атаковать <…> обратив главную громаду российских сил к местечку Рудне. Он представил, что, действуя с быстротою, должно надеяться легко разорвать неприятельскую линию».
По словам Д. П. Бутурлина, «мнение сие принято было всеми единодушно».
А вот это — неправда. Это князь Багратион всегда, не глядя, выступал исключительно за наступление.
Историк В. М. Безотосный по этому поводу дает очень четкое определение: «Победила точка зрения Багратиона, поддержанная большинством голосов».
Что же касается Барклая, то он был против этого.
Генерал М. И. Богданович в связи с этим уточняет:
«Последствия показали, что мы не имели тогда верных сведений ни о числе наполеоновых войск, ни о расположении их, и потому весьма трудно судить, какую степень вероятности успеха представлял план, предложенный Толем. Осторожный, хладнокровный Барклай, хотя и считал неприятеля слабейшим и более растянутым, нежели как было в действительности, однако же оставался убежденным, что тогда еще не настало время к решительному противодействию войскам Наполеона».
Итак, Барклай де Толли был против наступления на Рудню. Но при этом ему было известно общее жаркое желание войск и начальников их — «помериться с неприятелем и положить предел успехам его», и к тому же сам государь изъявлял ему надежду, что «соединение наших армий будет началом решительного оборота военных действий».
Как видим, Барклай находился под очень сильным давлением, в том числе и самого императора Александра, а мнение последнего всегда и во всем было решающим, и ослушаться его было практически невозможно.
Император Александр написал тогда Михаилу Богдановичу:
«Я с нетерпением ожидаю известий о ваших наступательных движениях».
По сути, это был приказ наступать, и никак иначе понимать эти слова императора невозможно. Генерал М. И. Богданович констатирует:
«Таким образом, Барклай находился в самом затруднительном положении: с одной стороны — собственное убеждение в невозможности противостоять сильнейшему противнику побуждало его уклоняться от решительной с ним встречи; с другой — все окружавшие его, вся армия; вся Россия и, в челе ее, сам государь, требовали, чтобы наши армии заслонили от врага родную землю. Оставаясь в бездействии у Смоленска, невозможно было остановить дальнейшее нашествие французов.
Таковы были обстоятельства, заставившие Барклая де Толли, при объяснении с Толем, изъявить, против собственного убеждения, готовность свою предпринять наступление, но не иначе, как обеспечивая сообщение войск со Смоленском и не подвергаясь опасности быть атакованным с обеих сторон. Для этого, по мнению Барклая, следовало, оставив 2-ю армию у Смоленска для прикрытия московской дороги, двинуть 1-ю против левого крыла неприятельской армии, овладеть пространством между Суражем и Велижем и занять его отрядом генерала Винцингероде. Когда же Первая армия таким образом утвердится на фланге неприятеля, тогда войска обеих армий должны были направиться к Рудне и действовать сосредоточенными силами».
22 июля (3 августа) Барклай доложил императору Александру:
«Я намерен идти вперед и атаковать ближайший из неприятельских корпусов, как мне кажется, корпус Нея, у Рудни. Впрочем, по-видимому, неприятель готовится обойти меня с правого фланга корпусом, расположенным у Поречья».
На военном совете 25 июля (6 августа) полковник Вольцоген предложил укрепить по возможности Смоленск и ждать в нем французов. Это предложение явно не согласовывалось с общим мнением о том, что у Смоленска не было выгодной оборонительной позиции.
Генерал М. И. Богданович подчеркивает:
«За исключением Вольцогена, всегдашнего поборника отступления, и самого Барклая де Толли, все члены совета желали решительных наступательных действий, и потому положено было идти соединенными силами на центр неприятельского расположения, к Рудне».
Вышеизложенные обстоятельства дают право историку А. Г. Тартаковскому утверждать, что «в результате горячих дебатов» Барклаю де Толли «был навязан тот способ действий, который в глубине души он не одобрял».
А вот историк Е. В. Анисимов четко указывает на то, что «идея движения на Рудню принадлежала Багратиону». И еще он отмечает, что Барклай де Толли в тот момент «явно нервничал».
Еще бы тут не нервничать, когда все делается совсем не так, как следовало бы делать…
В. И. Левенштерн, бывший в 1812 году адъютантом Михаила Богдановича, потом рассказывал:
«Я никогда не замечал у Барклая такого внутреннего волнения, как тогда; он боролся с самим собою: он сознавал возможные выгоды предприятия, но чувствовал и сопряженные с ним опасности».
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
