Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 107
«А может, начнется, – тут же возразил я себе. – Ладно, тать их не знает, а купец? Получается, что на очную ставку пришли сразу два татя и ни одного купца. Должен заинтересоваться, обязательно должен. Да и в личности его усомниться тоже должен. Хотя да, остроносый уже уехал. Теперь ищи ветра в поле. Или удастся догнать?! – затеплилась в моей душе надежда. – Только как же его убедить, что надо организовать погоню за этим козлом?»
Но мои надежды развеялись в прах гораздо раньше, сразу после его слов:
– Так ведь я тоже на иноземном ничего не ведаю. Да и Ярема с Кулемой тако же. Потому и не будет свода, ибо прока я в нем не вижу. Ты свое гыр-гыр-гыр скажешь, он – свое, а потом каждый примется утверждать, что он верно говорил, а другой нес околесицу. А мне-то все одно невдомек, – развел он руками.
Логика была. Но я не сдавался.
– А про ворона он тоже сказывал? – поинтересовался я.
– Это который тебя изловить подсобил? – уточнил Никита Данилович. – Да про него вся Кострома говорит. Лихо он тебя пымал, ой лихо.
– А где сейчас птица, не говорил тебе этот купец?
– Так выпустил он его в благодарность за подмогу.
– А давай так сделаем, – предложил я, лихорадочно прикидывая в уме, как лучше все состряпать. – Ты людишек пошли вдогон, чтоб его вернули, а мне дай чугунок на ночь, и я ворона позову. Он прилетит и…
Снова в зрительном зале раздался нездоровый гомерический хохот, хотя актеры исполняли трагедию.
– Речист, да на руку нечист. Я о таком и слушать боле не желаю, – заявил Никита Данилович. – Ум есть сладко съесть, да язык короток. – И кивнул кому-то позади меня.
Я и опомниться не успел, как чьи-то здоровенные руки охватили меня, с маху кинули на лавку, отчего я едва не выбил передние зубы и больно заныли ребра, а меня уже привычно вязали и задирали рубаху на спине. Сверху донесся скучающий голос Никиты Даниловича:
– Ну я пошел, а вы ему покамест десяток всыпьте.
– Всего-то, – обиженно прогудел Кулема.
– Уж больно веселый он. Вона сколь смеху – ровно на скоморохов нагляделись али калик перехожих наслушались, – пояснил Никита Данилович. – За то ему и скидка. А бить велю Яреме. У него длань полегче, так что понорови татю – с оттяжкой, но исподволь. – И пояснил мне: – Он у меня судить-рядить не умеет, а бить разумеет.
Я прикусил губу и с ненавистью решил, что буду молчать всем гадам назло, как бы больно мне ни пришлось.
«Ничего, десять ударов это еще по-божески, – успокаивал я сам себя. – Зато потом у тебя будет впереди вся ночь, и ты обязательно что-то придумаешь, а завтра убедишь их послать погоню за этим козлом и во всем его уличишь. Не может такого быть, чтоб не уличил. Представь, как послезавтра в это же самое время разложат на лавке его, а не тебя, и всыплют не десяток, а двадцать или тридцать, потому что ты веселый, а он – сволочь. Да и бить его будет не Ярема, у которого рука полегче, а Кулема. Теперь представь все это и терпи».
Ой, мама!
Если у Яремы рука полегче, то Кулему я, наверное, вообще не выдержал бы. После первого удара я еще сумел стойко промолчать, хотя далось мне это нелегко, но после второго, потеряв стойкость, застонал, а затем, позабыв про гордость, про предстоящий послезавтрашний триумф, про то, что здесь растянут остроносого, заорал благим матом, поскольку боль и впрямь была адская. Когда Ярема бил, то я физически ощущал, что этот гад все перепутал и лупцует меня топором, с маху круша мои ребра. Когда же он оттягивал кнут назад, я начинал догадываться, что ошибся и в руках у него не топор, а пила.
Хрясь – вж-ж, хрясь – вж-ж, хрясь – вж-ж…
Что произойдет раньше – разрубит он меня или распилит – я не знал, да оно и не имело значения. Что угодно, лишь бы скорей.
Наконец экзекуция, продолжавшаяся вечность, все-таки закончилась. Я попробовал встать, но тут же вновь повалился на лавку, на этот раз больно стукнувшись носом – отвернуть лицо сил не было.
– А мудер у нас Никита Данилыч, – философски заметил Ярема, стоя надо мной. – Ежели бы ты его драл, так он и вовсе бы сомлел.
– Да, хлипкий нынче тать пошел, – добавил свою долю критики Кулема. – Не то что ранее. – И со вздохом взвалил меня на плечо.
В эту ночь, пребывая в сарае, я открыл для себя новую истину. Говорят, что существует странная взаимосвязь между нижней частью тела и верхней, потому что когда отец берет ремень и лупцует сына-двоечника, то недоросль, как правило, эти двойки исправляет, то есть его голова начинает гораздо лучше соображать. Так вот я больше чем уверен, что если бы отцом был Ярема и взял в руки кнут, то назавтра двоечник получил бы жирные колы, потому что соображаловка соображать отказалась бы вовсе. Как моя. Про Кулему вообще промолчу – тут сынок и до школы бы не дотянул.
Как ни удивительно, но утром я направился в узилище самостоятельно, на что Ярема сразу отреагировал, хвастливо заявив Кулеме, что это он так меня взбодрил, получив взамен простодушную порцию комплиментов.
– А все почему? – философствовал Ярема. – Потому что я руку слабить умею. Коль повелит Никита Данилыч – в полную силу ожгу, а скажет, яко вечор, чтоб с потачкой, так я слабину даю да в четверть силушки охаживаю.
– Научил бы, – прогудел Кулема.
– Э-э-э нет, брат. Тут дар нужен, – торжественно заявил Ярема, и я понял, что дела мои плохи.
В самом деле, если они по повелению губного старосты займутся мною по-настоящему, да не остановятся на одном десятке, а всыплют два-три и по свежим ранам, я навряд ли выживу. Плюс здесь был только один – до дыбы я не дотяну.
«А ведь как мечталось повисеть», – саркастически вздохнул я.
Но тут дорога закончилась. Прибыли.
Никита Данилович на сей раз был за столом не один. Рядом с ним по-хозяйски устроился подросток лет четырнадцати-пятнадцати и весело болтал ногой, обутой в щегольской красный сапожок.
– Ентот, что ли, тать будет? – осведомился он, придирчиво оглядывая меня.
– Он самый, – вздохнул Никита Данилович.
– У-у, рожа какая, – протянул подросток. – Такую в лесу за елками узришь – заикой остаться можно али обмочиться.
Я оскорбился. Конечно, моя рожа не эталон красоты, да я и сам о ней не такого уж высокого мнения, но и не такая страшная, как заявляет этот плюгавый малолеток. И, прежде чем смотреть на мою, он бы полюбовался на свою прыщавую, увидев которую спросонья гораздо больше шансов остаться заикой. И вообще, кое-кто и без лесных рож совсем недавно мочился в штаны.
Примерно в этом духе я ему и выдал – сказалась скопившаяся злость. Удар, как я узнал уже потом, оказался чертовски болезненным, ибо, сам того не подозревая, я влепил не в бровь, а в глаз – мочиться в порты мальчонка перестал не так давно, всего-то лет пять назад, да и то не окончательно. Нет-нет да и…
– Батюшка-а, – плачущим голосом капризно протянул подросток.
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 107
