Наверное, есть необходимость повторить прописную истину: исключения всего лишь подтверждают правило. Работы Виннига, Бринкмана и Вирзинга были всего лишь производными от гигантской работы, которая проделывалась в Третьем рейхе, начавшем «четвертую евроинтеграцию». Когда была напечатана книга «Эпоха Икара», то планы по созданию «Европейской конфедерации» вынашивались не только в Имперском министерстве иностранных дел. К 1944 году стала стихать даже так называемая «война меморандумов», вызванная началом агрессии в отношении СССР. В 1941–1942 годах многочисленные структуры и функционеры рейха буквально соревновались между собой, предлагая многочисленные проекты по эксплуатации и использованию «восточных оккупированных территорий». Из всех этих документов надо обратить внимание на доклад генерального комиссара Крыма Альфреда Фрауэнфельда, который в прошлом был гауляйтером Вены. Фрауэнфельд относился к числу так называемых «национал-социалистических утилитаристов», а потому он предложил использовать возможные евроинтеграционные процессы для усиления эксплуатации советских оккупированных территорий. Он не верил в силу террора, но нисколько не сомневался в конечных целях грядущей колониальной политики. Этот документ автоматически выводит нас на новый меморандум, который был подготовлен в июне 1944 года старшим советником Имперского министерства восточных территорий Вальтером Лабсом. Им предлагалась новая система управления «восточными территориями». Лабс исходил из того, что итогом войны должно было стать складывание «Европейской конфедерации», в которой «определяющее руководство на основании своей природной, военной и экономической мощи должен был осуществлять рейх». Подобно Фрауэнфельду, Лабс не верил в то, что «восточные территории» можно было контролировать только при помощи силы. Предлагалось влить «восточные территории» в состав «объединенной Европы». Лабс был предельно откровенен: «Это должно делаться не из чувства миролюбия, а исходя из позиций трезвой и реалистичной политики». Собственно, предложенный рецепт был очень прост: для усиления эксплуатации надо было дать мнимое ощущение включения в «европейское пространство» на правах «равных участников». Лабс приводил многочисленные примеры того, что открытое порабощение и откровенное превращение «восточных территорий» в колонии привели бы к обратному результату, а именно к усилению борьбы местного населения против немецкой оккупации. И далее: «Принимая во внимание характер восточных народов, рейх не может сейчас рассчитывать на их преданность и благодарность. Поэтому на восточных территориях неизбежно должны присутствовать крупные части Вермахта и немецкой полиции. Однако меры по управлению этими территориями надо осуществлять незаметно, исподволь. Поскольку в ходе боевых действий эти районы были очень сильно разорены, то без проблем можно будет претворить в жизнь перспективную немецкую политику». Как видим, предлагалась система тихого закабаления, которая должна была претворяться в жизнь через навязывание мнимых европейских стандартов и отвлеченных «европейских идей». Аналогичные идеи высказывались в 1944 году и бывшим руководителем хозяйственного управления генерального комиссариата «Мелитополь» Хайнцем фон Гомайером. В его представлениях «Европейская хартия» должна была стать своего рода политической уловкой – на практике никто не должен был представлять европейским народам никаких прав. «Надеюсь, я не позволю себе слишком много, когда заявлю, что войну можно проиграть с политической точки зрения даже после того, как одержана ратная победа».
Несмотря на то что перспективы создания «Европейской конфедерации» представлялись весьма туманными, хотя бы в силу того, что военные шансы Германии сокращались с каждым днем, весной 1944 года была предпринята попытка сформировать социальную доктрину для будущего «объединенного европейского пространства». С 14 по 19 марта в силезском городке Бад-Зальцбрунн проходила конференция. Ее официальным организатором выступал «Немецкий трудовой фронт». Это было отнюдь не кулуарное мероприятие: на него прибыли делегаты из семнадцати европейских стран (в основном деятели, ответственные за социальную политику). Если бы не знать, где, когда и кем проводилось указанное мероприятие, то принятые на нем документы могли показаться не просто безобидными, но в высшей мере прогрессивными. В итоговом документе говорилось о праве на труд, признавались различия в социальных традициях разных народов. Некоторые из участников должны были вновь собраться в октябре 1944 года, чтобы принять за основу обобщающие тезисы новой социальной концепции общества. Можно даже утверждать, что в 1944 году была предпринята попытка сконструировать социальный уклад, который некоторое время спустя будет называться евросоциализмом. В одном из ключевых докладов на конференции говорилось: «Нынешняя война позволит сформировать принципы, на основе которых европейские народы создадут свой социальный порядок. Ни либерализм, ни марксистский большевизм не в состоянии указать путь для их спасения от социального кризиса. Издавна здоровые инстинкты европейских народов направляли их против любых материалистических реформ и революционных планов. Европейские народы надеются, что ответственные руководители смогут наконец-то создать истинно социалистический порядок, который будет отвечать не только требованиям разума, но и нравственной справедливости и естественным народным чувствам». Пройдет тринадцать лет и слова, прямо-таки позаимствованные у выступавших на конференции в Бад-Зальцбрунне, будут звучать во время подписания Римских договоров: «Социальная политика сообщества многообразна… Необходимо улучшать условия труда и жизни с тем, чтобы создать возможность гармонизации в ходе таких улучшений… Договор рассматривается как путь социального прогресса, непрерывного улучшения жизни народов, объединившихся в Сообщество».
На практике же новый социальный порядок гарантировал благоденствие отнюдь не для всех. Процветание должно было быть «уравновешено» беспощадной эксплуатацией иностранных рабочих, военнопленных, угнанных в рабство жителей оккупированных стран. На них даже не планировалось распространять принципы «нового социального порядка», который должен был лежать в основе «новой Европы». Если в 1941 году в рейхе на принудительных работах находилось около 3,5 миллионов человек, то к 1944 году эта цифра составила почти 6 миллионов. Ни о какой «европейской солидарности», которую превозносили национал-социалистические пропагандисты, не было и речи. В зависимости от «расовой ценности» иностранные рабочие разделялись на «гастарбайтеров» (это слово в официальный обиход было введено именно во времена диктатуры) или самых настоящих рабов. Иностранец даже теоретически не мог быть начальником немецкого рабочего. «Гастарбайтерам» было запрещено создавать собственные профессиональные объединения. Руководство «Немецкого трудового фронта», конечно же, постоянно заявляло о недопустимости эксплуатации иностранных рабочих, но это было не более чем лицемерное суесловие.
К 1944 году «объединенная Европа» перестала быть простым пропагандистским лозунгом, она стала идеей, потворствующей эксплуатации оккупированных Германией территорий. Отнюдь не случайно, что, в то время как большинству ведомств Третьего рейха было запрещено упоминать о «едином европейском пространстве» даже не как о политической разработке, но и как об отвлеченной идее, в Имперском министерстве вооружений вокруг бригаденфюрера СС Ганса Креля, руководившего управлением планирования, складывается так называемый «европейский кружок». В нем обсуждались не столько вопросы послевоенного обустройства Европы, сколько проблемы использования европейской рабочей силы для производства вооружений. В то же самое время близкий к Имперскому министерству экономики предприниматель Рихард Ридль вынашивал собственные планы преобразования континента, что должно было обеспечить его дешевыми рабочими руками. Он входил в наблюдательный совет «Донау Хеми АГ». А осенью 1944 года подготовил объемный документ – «Путь к Европе. Мысли об экономическом союзе европейских государств». Ридль был прагматиком, а потому видел послевоенную Европу в качестве федерации, которая базировалась на «блоке свободных наций». «Германия должна была выступать своего рода «знаменосцем», но отнюдь не поработителем Европы». Покровительствовавший Ридлю имперский министр финансов граф Шверин Крозиг до самых последних дней существования Третьего рейха был одержим идеей «объединенной Европы». Весной 1945 года(!) в одном из писем, адресованных Геббельсу, он сообщал: «Сейчас, когда не является достаточным просто уйти в глухую политическую оборону, разоблачая хаос, в который может быть повергнута Европа (это, конечно, тоже необходимо, но явно недостаточно), мы как никогда нуждаемся в том, чтобы явить миру облик будущей Европы».
