Я осторожно нащупал выключатель лампы на ночном столике. Нажимая кнопку выключателя, я одновременно прицелился в направлении шума. Вспыхнул яркий свет, и я увидел… Грацию Калливуд, смотревшую в мою сторону отрешенным взглядом. Она была совершенно обнаженной…
Пистолет выпал из моей руки, и я уставился на нее, вытаращив глаза и разинув от удивления рот.
Слова застряли у меня в горле. Волосы Грации рассыпались по плечам, не скрывая грудей, которые сделали бы честь и шестнадцатилетней девушке. Живот ее был плоским, бедра нежными и легкими. Я не отрывал глаз от этого неожиданного видения, стараясь произнести хоть слово. Грация шагнула ко мне, и я подвинулся, освобождая место рядом.
Она легла и самым естественным жестом прикрыла наготу простыней. Я почувствовал, тепло ее тела, запах духов, легкую дрожь… Ее руки тихо легли мне на плечи, ее поцелуй чуть не задушил меня. Я ответил, и женщина затрепетала. Прижавшись к ее бледным губам, я почувствовал как мягки и шелковисты ее бедра. Я целовал и ласкал это удивительное тело, пока Грация не позвала меня, крепко обнимая за шею.
У меня не хватило смелости расспрашивать Грацию. Она неподвижно лежала рядом, бледная, с бескровными губами. Вскоре мое смятение прошло я сказал первую фразу, которая была очень искренней:
— Грация… Грация, если бы ты знала, как я счастлив! Именно в это мгновение я окончательно понял, что она жива.
— Скажи, что с тобой случилось? Как тебя затащили в эту шахту? Как тебе удалось выбраться из водопада?
Она повернулась на бок и посмотрела такими глазами, словно видела меня впервые в жизни. Ее губы приоткрылись, ровные белые зубы сверкнули в свете лампы. Видно было, что она силится что-то сказать, но ни один звук не вылетал из ее рта. Неожиданно обхватив меня за шею, Грация заплакала. Я коснулся языком ее соленых щек, но она продолжала всхлипывать.
— Ты не хочешь говорить, дорогая? Тебе плохо? Представляю, что тебе пришлось пережить.
Вместо ответа Грация еще крепче прижалась ко мне и безутешно зарыдала.
Глава 8
Я позвонил в госпиталь и попросил к телефону доктора Кука. Мне ответили, что доктор занят, но если я не возражаю, к телефону может подойти медсестра. Вспомнив милое лицо Клер Патерсон, я попросил, чтобы она приехала на виллу Калливудов. На другом конце провода уточнили мое имя и сказали, что Клер сейчас приедет.
Когда Клер появилась на вилле, я, не вдаваясь в подробности, рассказал, что произошло с Грацией. Клер молча выслушала меня и, попросив подождать, поднялась на второй этаж в комнату Грации.
Ждать пришлось почти полчаса. Наконец, появилась Клер и попросила меня принести немного виски и побольше содовой. Сделав для себя обратную пропорцию, я протянул ей виски с содовой, мы выпили и уселись друг напротив друга.
— Наша пациентка испытала шок и, по всей видимости, у нее наступила ретроградная амнезия. Потеря памяти. Что с ней могло случиться?
Я ответил не сразу. Мне совсем не хотелось рассказывать молодой медсестре подробности наших с Грацией приключений. Но потом, хорошенько все взвесив, я решил, что должен думать сейчас лишь о здоровье Грации, и рассказал Клер все, за исключением того, как утешал миссис Калливуд в своей постели.
Во время рассказа Клер смотрела на меня широко раскрытыми глазами. Черты ее нежного лица сделались тверже, и, когда я произнес последнюю фразу, у нее вырвалось:
— Любой другой на ее месте уже получил бы инфаркт! Ну, и что вы теперь собираетесь делать? Ведь вы тоже в опасности — убийца покушался и на вашу жизнь.
— Опасность для меня скорее теоретическая, — попытался отшутиться я. — И потом не забывайте, что риск — моя профессия. Просто теперь придется смотреть, куда ступаешь, и лишний раз оглядываться. Мисс Патерсон, позвольте мне называть вас просто по имени.
— Да ради Бога! — воскликнула девушка и рассмеялась. — Видимо, наступил момент, — продолжал я, — когда нужно все проанализировать и начать сначала. Мой клиент мертв, но его задание остается в силе, потому что кроме всего прочего мы были друзьями. Само собой, я не могу обещать, что, мол, завтра в полдень найду убийцу. Нельзя исключить возможности, что меня отправят вслед за Джорджем. В нашем деле всегда бывает момент, когда охотник и дичь все ставят на карту. До сих пор козырные тузы оказывались в моих руках, остается молить Бога, чтобы и на этот раз удача меня не оставила.
— Ну-ну. А у вас есть хоть какой-то след?
— Моя трагедия в том, что следов больше, чем достаточно. Но едва я начинаю идти по этим следам, как оказываюсь в тупике.
. — Но ведь нужно с чего-то начинать?
— Есть еще один след, который нужно проверить. Существует некий Тони Кастелло, бывший полицейский. Это единственный человек, замешанный в этой истории, которым я еще не занимался. Вот с него и начнем.
Не теряя времени, я взял толстый телефонный справочник и принялся перелистывать. Вскоре я раскрыл страницу, на который были напечатаны телефон и адрес Кастелло. Положив раскрытый справочник рядом с телефоном, я набрал номер. Из трубки раздались длинные гудки, но никто не снимал.
Я с досадой бросил трубку и, повернувшись к Клер, проворчал:
— Самое лучшее, что я могу сейчас сделать, это поехать к нему. Вас же я попрошу присмотреть за Грацией. Клер ласково улыбнулась в ответ.
— И еще одно, — вспомнил я уже в дверях. — Никому, ни под каким предлогом не открывайте. Когда я вернусь, то назову вас по имени.
* * *
Такси доставило меня к отдельно стоящему дому, фасад которого был так замызган, что скорее подходил скотобазе, чем жилому дому. Из дверей этого неопрятного сооружения исходило такое зловоние, что я чуть было не вытащил носовой платок, но вовремя сдержался.
Толстая привратница с поросячьей физиономией, которая вполне гармонировала с этим ужасным жилищем и его атмосферой, и глазом не повела, когда я поздоровался. Тогда я молча вошел в кабину лифта и поднялся на пятый этаж. На площадке, где я оказался, не было лампочек, стены почернели от времени.
Я уже собрался позвонить у нужной мне двери под номером 400, как вдруг заметил, что она приоткрыта. Вынув из кармана пистолет, я открыл ее полностью, и негромко спросил:
— Тони Кастелло, вы дома?
Мне никто не ответил, и я вошел, осторожно прикрыв за собой дверь. Постепенно мои глаза привыкли к темноте: маленькая прихожая, кухня еще меньших размеров, сортир был такой микроскопический, что я не понимал, что в нем молено делать, разве что справлять нужду, стоя снаружи. Разглядывая это убогое жилище, я на мгновение даже забыл, зачем пришел, углубившись в мысли о суете всего земного, но вскоре отбросил эти отвлеченные рассуждения. Я шел по тропе войны и ощущал в этом крысятнике чье-то присутствие. Может быть, кто-то наблюдал за мной, ожидая, что я сделаю неверный шаг.
