– О, мое дитя, мое дорогое дитя! – заламывая руки, воскликнул бедный Мидас. – Разве не отдал бы я за одну маленькую ямочку на ее подбородке свою способность превратить всю землю в золотой слиток!
– Ты очень поумнел, Мидас! – произнес незнакомец, очень серьезно взглянув на царя. – Я вижу, твое сердце еще не превратилось в кусок золота: иначе твое положение действительно было бы отчаянным. Ты еще способен понять, что самые обыкновенные вещи стоят дороже богатств, по которым вздыхают и за которые борются люди. Скажи же мне теперь, искренне ли ты хочешь освободиться от дара золотого прикосновения?
– Оно ненавистно мне, – отвечал Мидас.
Муха уселась на нос Мидаса, но сразу же упала на пол, превратившись в золотую. Царь содрогнулся.
– В таком случае, – сказал незнакомец, – иди и окунись в реку, протекающую за твоим садом. А еще захвати оттуда кувшин воды и обрызгай ею всякий предмет, которому ты хотел бы вернуть прежний вид. Если ты искренне проделаешь все это, тебе удастся исправить зло, причиненное твоим корыстолюбием.
Мидас низко поклонился юноше. Когда он поднял голову, незнакомец уже исчез.
Царь не стал терять времени даром: схватив глиняный кувшин (который сразу же перестал быть глиняным), он поспешил к реке. Он пробирался между кустами, оставляя за собой желтые листья, которых словно коснулось дыхание осени.
Достигнув реки, он, не снимая башмаков, бросился в воду.
– Вот поистине освежающее купанье, которое смоет дар золотого прикосновения! – проговорил Мидас, когда его голова наконец появилась на поверхности воды. – Ну а теперь надо наполнить кувшин!
Погрузив кувшин в воду, Мидас с удовольствием увидел, что он снова стал глиняным. И в себе самом он почувствовал значительную перемену, как будто его освободили от какой-то холодной, сжимающей грудь тяжести. Весьма вероятно, что его сердце, которое мало-помалу превращалось в бесчувственный кусок металла, вновь стало прежним. Заметив растущую на берегу реки фиалку, Мидас осторожно дотронулся до нее и был несказанно обрадован, увидев, что нежный цветок ничуть не изменился. Проклятие золотого прикосновения было окончательно снято с него!
Мидас поспешил во дворец. Слуги не знали, что и подумать при виде своего царственного повелителя, бережно несущего воду в глиняном кувшине. Но эта вода, которая могла уничтожить все зло, причиненное его безрассудством, была для Мидаса дороже целого океана золота. Нужно ли говорить, что первым делом он обрызгал ею Хризантему?
Лишь только на девочку упали первые капли, нежный румянец заиграл на ее щеках. Как она чихала и фыркала, как была изумлена, обнаружив, что она совершенно мокрая, а Мидас все еще поливает ее.
– Пожалуйста, папа, перестань! – воскликнула она. – Посмотри, ты испортил мое новое платье!
Маленькая Хризантема и не подозревала, что совсем недавно была золотой статуей: она ничего не помнила с той самой минуты, когда бросилась утешать своего несчастного отца.
А Мидас не счел нужным рассказывать дочери, каким глупцом он был, и довольствовался тем, что показал ей, насколько он стал умнее. Он повел Хризантему в сад и обрызгал остатками воды более пяти тысяч роз, вернув им природный цвет. Однако два обстоятельства в течение всей жизни напоминали Мидасу о даре золотого прикосновения. Во-первых, речной песок начал блестеть, подобно золоту, а во-вторых, у волос Хризантемы появился золотистый оттенок, которого он никогда не замечал раньше. Последнее, впрочем, очень шло девочке и делало ее еще красивее.
Когда Мидас совершенно состарился, любимым занятием его было нянчить детей Хризантемы. Он неоднократно рассказывал им удивительную историю о даре золотого прикосновения, которую я сейчас передал вам. Он любил гладить их шелковистые волосы и утверждал, что прелестный золотистый оттенок они унаследовали от матери.
– Откровенно говоря, дорогие мои, – прибавлял при этом Мидас, – с той поры я возненавидел все, что напоминало бы мне о золоте, кроме цвета ваших волос!
Тенистый ручей. Послесловие
Милые дети, доводилось ли вам слышать более интересную сказку? – спросил Юстес, который очень любил узнавать мнение своих слушателей.
– Положим, что касается истории царя Мидаса, то она была известна не одну тысячу лет до появления на свет мистера Юстеса Брайта, – заметила дерзкая Мальва. – По-моему, некоторые люди обладают «даром свинцового прикосновения», так как делают тяжелым и скучным все, к чему прикасаются.
– Ты слишком язвительна для своих лет, Мальва, – сказал Юстес, несколько смущенный едкостью ее замечания. – Однако в глубине своего капризного сердечка и ты должна согласиться, что я заново отполировал старое золото Мидаса и заставил его блестеть, как никогда прежде. Возьми, например,
Хризантему. Разве ты не замечаешь, с каким тонким мастерством создан ее образ?
А как искусно подчеркнул я вытекающее из рассказа нравоучение? Ну, а вы, Папоротник, Одуванчик, Клевер и Барвинок, что скажете? Неужели и после этой истории кто-нибудь из вас будет настолько глуп, чтобы желать себе дара золотого прикосновения?
– Я бы хотел правым указательным пальцем превращать вещи в золото, а левым – возвращать их в прежнее состояние, если превращение мне не понравилось, – отозвался десятилетний Барвинок. – И я знаю, что бы сделал сегодня!
– И что же, скажи? – заинтересовался Юстес.
– Я прикоснулся бы левым пальцем к каждому желтому листку на деревьях, – отвечал Барвинок, – и превратил бы их все в зеленые. И тогда у нас опять настало бы лето, и не было бы этой гадкой зимы.
– О, Барвинок! – воскликнул Юстес Брайт. – Ты неправ и наделал бы много зла. Если бы я был Мидасом, я бы ни о чем другом не заботился, как только о том, чтобы эти золотые дни продолжались круглый год. К сожалению, лучшие мысли приходят ко мне слишком поздно. Почему, например, я не рассказал вам, как старый царь Мидас прибыл в Америку и превратил такую же унылую, как и в других странах, осень в блещущее красотой время года? Здесь он позолотил листы великой книги Природы.
– Кузен Юстес, а какого роста была Хризантема и сколько она весила после своего превращения? – спросил Папоротник, хорошенький маленький мальчик, любивший собирать точные сведения о высоте гигантов и миниатюрности фей.
– Она была приблизительно одного с тобой роста, – ответил Юстес. – А так как золото очень тяжело, то вес ее должен был равняться по меньшей мере двум тысячам фунтов. Из нее можно было бы вычеканить тридцать или сорок тысяч золотых долларов. Хотел бы я, чтобы Мальва стоила хотя бы половину этой суммы. Однако, малыши, нам пора подняться наверх и осмотреться.
