— А твои, Корней, курочки, потрошенные тобой, довольны? Никого еще не обрюхатил? — Уздечкин дернул головой. Было заметно, что он слегка заикается и сносная речь дается ему с некоторым усилием, выраженным в непроизвольном напряжении лица. — А что отсюда увидеть-то можно?
— Да, милок, не все ты еще понимаешь, о чем тебе толкуют. Ладно, подрастешь, когда-нибудь вспомнишь. — Санитар внимательно, даже как-то вожделенно посмотрел на охранника. — Мои-то топ-модели, дружбачок, все рядком лежат, тихохоньки, как сосиски в целлофане, — бери любую, если голову завьюжит, и к станку! Что мне в них симпатично — они за любую ласку благодарны. Не избалованы. А как они мой карман берегут! Их ни в кабаки, ни на дискотеки водить не требуется! Затраты — ноль!
— И гондонов не надобно? — Без видимого смущения улыбнулся Еремей. — И позу любую держат, да?
И откуда вы теперь, молодые, такие всеведущие? — Ремнев запустил руку в карман белого халата, поверх которого был надет ватник, и извлек сигарету. — Слышь, богатырь, курить-то будешь? Чего-то я тебя давно дымящим не видел. Ты никак бросил?
— А я теперь свои не курю, только чужие. — Охранник хлопнул себя ладонью по груди. — Угостишь — не побрезгую!
— Юморной ты парень, одно слово — Ерема! — Санитар вновь засунул руку в карман, достал вторую сигарету и протянул ее молодому человеку: — На, держи цигарку! Травись на здоровьечко!
— Твои-то девчонки эту цигарку не слюнявили? — Еремей принял угощение и приготовился прикурить от собственной зажигалки, которую предварительно выставил перед Ремневым. — Давай, нос не обожги!
— Если я тебе, друган, всю правду доверю, что там у нас творится, так ты побежишь отседова аж до полюса! — Корней сунул сигарету в рот, зажал узкими и, как казалось, очень твердыми губами и потянулся к огню. — Давай уж лучше без правдивых историй. Одно скажу тебе: ты тут не первый, кто своим характером хвалился!
— А если не побегу? — Охранник с вызовом уперся взглядом в глаза санитара, которые постоянно сновали по орбитам, словно их обладатель пытался воспринимать окружающий мир в жанре клипа, а смотрели они куда-то сквозь собеседника, будто на слишком близко расположенный экран телевизора. — Мы за свои неполные двадцать два тоже кое-что повидали!
— Ну что ж, приходи ко мне, как говорится, на рабочее место. Там и посмотрим, кто из нас чего стоит. — Ремнев, кажется, собирался еще что-то добавить, но обратился уже к кому-то другому: — Вот, человек с того света, можно сказать, своим ходом вернулся. Наше местное, понимаешь, чудо света!
— Да нет. Все было не так уж страшно. — На крыльцо вышел парень, которого Еремей видел в свое прошлое дежурство: его доставили по «скорой». Он был щуплый, с интеллигентным лицом и в очках, а в больничном халате вообще походил на мультяшное привидение. — Я вначале даже и не понял, что это со мной такое приключилось! Думал, он меня чем-то облил или только одежду испортил.
— Чего, Паша, за живот-то держишься? — Еремей отщелкнул сигарету, чтобы не дымить на больного, и стал машинально подкручивать длинными пальцами светлую челку, оставленную на коротко остриженной голове. — Несварение?
— Да меня один бандюга в ресторане «Касатка» ножом пырнул. — Павел отвел от живота руку, словно проверяя, не вываливаются ли кишки, и снова вернул ладонь на место. — Хотел еще по горлу полоснуть, да мой напарник его обезоружил. Мы в одной смене на этой злосчастной подлодке в ту ночь стояли. Хорошо, что у человека чисто боевой опыт, а то бы и не знаю…
— Это на той, в которую «Норд» врезался, и они вместе затонули? — Уздечкин мельком взглянул на санитара, который теперь с нескрываемым удовольствием рассматривал Павла. — Мы там вчера тусовались с пацанами, слышали, что их, пока весь лед не сойдет, и трогать не будут. А в ту ночь один человек, которого я знаю, всю эту катастрофу своими глазами видел.
— Да, а на «Норде» в то время как раз моя мама с одним знакомым была, представляете, какое совпадение?! — Морошкин улыбнулся, словно все происшедшее носило исключительно комический характер. — Он потом ее в больницу привез, только тут ее врачи и успокоили, а то она уже себе таких кошмаров насочиняла, что просто конец света!
— Да, тебе, паря, вдвойне повезло, — заключил Корней. — Не зарезали и не утонул! Свечку поставь, если в Бога веришь!
— Втройне, — продолжил Еремей. — Он не стал твоим клиентом!
— В этом ты, Ерема, прав на все двести процентов! — Ремнев коснулся рукой плеча охранника и несколько раз его мягко похлопал. — Ну ладно, молодежь, мы свое нынче отработали, пора и на покой. — Лицо его вдруг стало гневным, и Корней закричал: — Да какой он сейчас, покой-то! Каждую секунду кто-то может окочуриться, или внешнего околеванца притаранят, и давай-ка ты, Корней Степанович, приезжай разбираться!
— А вы что, в морге работаете? — Павел с удивлением посмотрел на мужчину и перевел взгляд на охранника. — Сразу бы никогда не сказал! У вас вид такой, ну, домашний, что ли.
Да, мил человек, именно там! А ты что себе думал, в таких местах черти с рогами заправляют? Такие же люди, ничуть не хуже вас, которых сюда по сто человек в день привозят. — Ремнев докурил и выбросил окурок. — Будет время, заходи.
— Спасибо, как-нибудь отважусь. — Морошкин тихо засмеялся, очевидно боясь потревожить швы. — С собой что-нибудь брать?
— Мы к тебе вместе зайдем. Ты, случаем, шаверму не готовишь? — Уздечкин повернулся к стоявшим широкой спиной, оперся руками о древние погнутые перила и начал отжиматься. — Раз, два, три…
— Для тебя, Ерема, я что-нибудь интереснее сварганю. — Ремнев пристально посмотрел на свои валенки, снабженные калошами, словно именно там находился предмет его поиска. — Ладно, ребятки, с вами да еще на нашем крылечке золотом, как говорится, хорошо, а дома все ж таки лучше. Зайду на дорожку в свой холодный цех, жмуриков проверю, не подался ли кто по неосторожности в бега, и — домой, баиньки! Счастливенько вам тут оставаться! Ты-то, Ерема, когда освободишься?
— Я еще не сел, Корней, а ты меня уже на свободу гонишь! — Уздечкин поставил на перила левую стопу и стал сгибать ее накатом своего тела. — Давай, отдыхай, а я смену жду; наши пацаны знаешь как свою работу любят — за пять верст объект обходят, тем более где такие лихие санитары дохлецов сутками кромсают.
— До свидания, Корней Степанович. — Павел слегка кивнул и ссутулил и без того сутулую спину. — В добрый путь!
— Бывай, Павлуха! — Ремнев начал спускаться с крыльца. — Поправляйся поскорее и не попадай сюда до самой смерти!
— Прикольный он мужик, да? Мне у него, главное дело, зенки нравятся: он их всю дорогу так выкатывает, будто сам дьявол на тебя смотрит. Не знаю, специально он так выделывает или у него какие проблемы со зрением. У Корнея вообще вид интересный: с одной стороны, чем-то жутковатый, а с другой — одновременно и жалкий, — даже не знаешь, чего больше, — разговорился Еремей, когда санитар скрылся за углом здания. — Ты тоже в охранной фирме работаешь? В какой, если не секрет?
