— Первым делом — отделить писателя от текста. Дать читателю возможность влезть в текст. Позволить его переделывать.
— Учредить премию «Электронный Гонкур».
— Навести там шороху…
Я отпиваю добрый глоток вина. Теперь, немного постояв открытым, оно приобрело изумительную бархатистость. Вся четверка — напротив меня, плечом к плечу, единым блоком. Смешные они. Но ничего, сейчас я им устрою. Я выброшу их тепленькими в реальную жизнь. Они даже испугаться не успеют.
— Итак, вот вам моя идея. Мы создаем небольшую фирму, наше собственное предприятие, и немедленно принимаемся за работу.
— Но ведь издательство уже существует…
— Издательство здесь ни при чем. Это будет наше дело, для нас пятерых. Строго секретное!
— На это деньги нужны!
— Эту роль я беру на себя. Я вкладываю деньги, вы делаете все остальное. Только одно условие: не увлекайтесь техническими деталями. Даже ты, компьютерный гений. Вас должны интересовать не сами гаджеты, а то, что будет внутри. Тексты, идеи, картинки, авторы. Главное — авторы. Ищите их повсюду, пишите сами, делайте что хотите — нам нужен контент. Все без исключения заняты одним — как бы впихнуть устаревшее содержание в новые формы. Выкидывают на ветер миллионы, вроде Менье. А у нас миллионов нет, и мы создадим нечто новое, то, чего нет ни у кого…
— А если облом?
— Значит, обломаемся. И не один раз. Учитывая суть проекта, это нормально.
— Типа шесть раз упал, семь поднялся?
— Ты сам это сказал, великий сахем.[21]
— А с чего мы начнем?
— Прежде всего вы должны придумать название для нашего общества. Потом я оформлю все нужные бумаги, и — за работу. Можете приступать прямо сейчас.
— Надо прошерстить блоги.
— Шерстите что хотите. И составьте мне список всего, что вам нужно.
— А как насчет нашей работы здесь?
— Понятия не имею. Так или иначе, если Менье вас эксплуатирует, вы имеете право на небольшую забастовку, разве нет? И вообще, напрягите извилины. Поднатужьтесь.
Они переглядываются и теснее придвигаются друг к другу. Я вижу в их глазах тень сомнения. Французское книгоиздание тут как тут, и ему очень страшно. Еще бы: ему не поздоровится.
— Все, сезон охоты открыт! И тащите только самое лучшее — крем де ля крем!
{11}
Сабина буквально врывается в ресторан. Ее рыжие вьющиеся локоны, собранные на затылке в некое подобие снопа, вздымаются, как змеи на голове Медузы, и взглядом карих глаз, которые сейчас кажутся черными, она уже готова обратить Менье в камень.
— Вы не должны позволять ему так себя вести! Это ваше издательство, это наше издательство, и мы должны его остановить! Сегодня утром он отказался подписать договор с этой девочкой, он послал к черту Бальмера, потому что тот хотел оставить за собой права на электронное издание, и нанял в отдел распространения еще двух обормотов. Куда мы катимся?
— Успокойтесь, Сабина. Иначе мадам Мартен, привыкшая к тишине, выставит нас за дверь. Мы спокойно обсудим все наши проблемы за обедом. Я заказал паштет из свиных голов и ската с каперсами.
— У меня даже аппетит пропал.
— Какая жалость.
— Ну ладно. Салат с утиной грудкой и андулет.
— Вот, уже лучше.
Мадам Мартен приносит бруйи. Ставит бутылку на стол, откупоривает, наливает вино в бокалы и присаживается к столу.
— В кои-то веки вы решили дать себе поблажку! За все тридцать лет, что я сюда хожу, вы в первый раз сидите!
— Это не поблажка. Моя работа окончена. Я пришла вам сказать, что продала заведение. Ухожу на покой.
— Сейчас, — вмешивается Сабина, — я попробую угадать, кто его купил. Прада? Стефан Келиан? Уэстон? Кензо?
— Нет, здесь по-прежнему будет ресторан.
Она поворачивается, берет с соседнего столика чистый бокал и наливает себе немного бруйи.
— Какая-нибудь бутербродная? Деревенская ветчина на натуральном хлебе с листиком салата?
— Нет, его купили китайцы, чтобы превратить в ресторан японской кухни.
— Значит, суши. Писк моды.
— И вы это допустили? После гор бланкета, Гималаев свиного паштета и кафедральных соборов кровяной колбасы с картофельным пюре вы приговариваете нас к комочкам сладкого риса, обернутым тонким до прозрачности ломтиком лососины! Разумеется, по бешеным ценам?
— Зато вы, месье Дюбуа, наконец сядете на диету.
— Во всяком случае, моциона мне не избежать. Далеко придется топать, чтобы добраться до приличной харчевни… Вам известно, что я очень любил у вас бывать?
— Мне кажется, я это заметила. Я буду скучать без вас и ваших авторов. Они забавные.
— Далеко не все. Вы уедете из Парижа?
— Пока не знаю. Переезжать в деревню побаиваюсь, оставаться в городе не хочу.
— Чувствую, вы легко сделаете выбор.
Она поднимается и бодрым шагом идет за закусками.
— Что-то не так? — спрашивает Сабина. — Вы как-то побледнели.
— Ничего страшного, обычный предобеденный инфаркт.
— Выпейте глоточек.
Сабина знает не обо всем, что происходит в издательстве, но о многом догадывается не хуже ясновидящей. Из множества имеющихся в ее распоряжении элементов она способна воссоздать цельную картину. На меня она злится. Не понимает, что я затеваю, а потому теряется. Она не успокоится, пока не выяснит, во что я ввязался.
— Вы не можете не видеть, что у нас творится. Вас выпихивают! Вы что, хотите оказаться на улице?
— И правда. Теперь, когда вы мне об этом сказали, я и сам что-то такое чувствую. У меня прямо поджилки трясутся.
— Все бы вам смеяться! Очнитесь, посмотрите, что делается у вас за спиной! Чем настойчивее он повторяет, что вы — лучший издатель в мире, чем больше нахваливает на редсовете, чем чаще зовет Гастоном, тем сильнее укрепляет свои позиции. Принимает решения, с которыми вы никогда бы не согласились, отбирает тексты, не ставя в известность редсовет, отказывает авторам, которых вы продвигаете.
— До сих пор мне всегда удавалось его переубедить.
— До сих пор. Вы знаете, что он только что одобрил текст Гоэрана, который вообще ниже плинтуса?
— Что-о?
Она берет у меня читалку («Вы бы ее хоть протерли! Это ж надо так заляпать экран. Скоро вы на ней даже „Ночной полет“ не прочитаете!»), просматривает каталог и открывает текст, ускользнувший от моего внимания.
