Я снимал все на пленку, и ее показали в национальном эфире. Увидев себя по телевизору, эти люди пригласили меня на разборки, и я согласился прийти. Они спрашивают: «Ты что же, не боишься?» А я говорю: «Нет, не боюсь». Они начали угрожать: «Ты что делаешь? Не понимаешь ничего? У нас тут не Европа и не Америка, ты в России: здесь можно уйти в лес и не вернуться». Потом потребовали вернуть пленку. Я им сказал: «Ребята, у меня такая работа. Пленка во Владивостоке. Хотите — идите к моему начальству, беседуйте». Тогда они заявили, что я безнадежен и меня легче убить, чем со мной договориться.
Это был опасный комплимент. Как-то раз, пробираясь по лесу неподалеку от хижины Маркова, Труш показал на сухой тополь: дерево было повалено, а под вывороченными и повисшими в воздухе корнями образовалась внушительных размеров ямина. «Так в лесу прячут труп, — объяснил Труш. — Положат в яму вроде этой, а ствол прямо над корнями отпилят. Пень потом можно сверху на яму поставить». Труш приподнял бровь и, склонив набок голову, пожал плечами: «И ищи ветра в поле».
Трушу часто угрожают, но он относится к этому легко: собака лает, ветер носит. Он знает, как бывает в России: если кто-то облеченный властью вздумает его убить, он мало что сможет сделать для спасения собственной шкуры. В тайге то же самое говорят про тигра: если он наметил себе жертву, ей уже не избежать гибели. Гуляя по окрестностям Бикина, Труш часто вынужден прибегать к своим боевым навыкам и оружию: в него не раз стреляли, нападали с ножами и топорами. Когда его пытался сбить грузовик, в котором ехали лесорубы-нелегалы, он без раздумий открыл огонь. Труш чуть смущенно признается: во время своих рейдов он увешан амуницией больше других. Однако при этом стреляет он по колесам или радиаторам, а то и просто в воздух. Он явно гордится тем фактом, что за всю жизнь ему не довелось убить человека, хотя неоднократно он был вправе это сделать. В этом весь Труш и его отличие от окружающей жестокости: ему нравится вкус власти, он хорошо подготовлен и всегда готов применить свои умения на практике, однако во всех своих действиях неизменно руководствуется принципами милосердия и сострадания. Труш хорошо понимает: в тайге трудно приходится и человеку, и зверю. Если ему случается найти в лесу медвежонка, оставшегося по вине браконьеров без матери, он растит его сам, в собственной квартире. На момент нашей беседы таких медвежат было восемь. Каким-то образом он умеет, даже когда события развиваются стремительно, сохранить самообладание и соблюсти баланс между двумя сторонами своей натуры.
«Я мог бы завести на него дело и отправить его в тюрьму, — рассказывал Труш о браконьере, который пытался его застрелить и которого он сумел обезоружить и приковать наручниками, пока тот перезаряжал ружье. — Но я пожалел парня, не стал ломать ему жизнь. Мы ограничились тем, что отправили отчет о его браконьерских подвигах и конфисковали оружие. Родителей его было жалко; я видел, в каких условиях они живут. Он отправился в лес не просто так, а чтоб на столе хоть какая-то еда появилась. Для меня это имело большое значение».
Труш хорошо понимает, что для бесправных жителей Приморья факт владения оружием и способность с его помощью добыть себе пропитание являются последними осколками независимости и самоуважения. Однако, даже будь у них лицензия на отстрел, мало кто имеет оружие, которое отвечало бы современным требованиям охотничьей инспекции. По российским меркам новые ружья стоят запредельно дорого. Более того, процесс получения разрешения на владение оружием весьма сложный и длительный: необходимо пройти медосмотр и представить справку о психическом здоровье, а все это тоже стоит денег. И это не считая дороги до соответствующих учреждений, многие из которых зачастую находятся на расстоянии дня пути от деревни, в которой человек проживает. В общей сложности на все про все (медосмотр, лицензия, ружье и патроны) уходит до тысячи долларов — такую сумму в Бикинском районе и за год не заработаешь. Во многих уголках Приморского края существующая система сама вынуждает людей становиться браконьерами либо умирать с голоду, так что нетрудно понять, почему многие сознательно рискуют нарваться на конфискацию оружия и уплату штрафа.
В том, чем занимается Труш, есть определенная ирония. Ведь он живет в России, где многие считают, что прожить, не нарушая закон, попросту невозможно. В тайге нищета и безработица в сочетании с весьма опасными людьми и животными делают жизнь практически невыносимой. Труш являет собой редкий пример веры, когда все вокруг кажется безнадежным. Его задача — принести закон и порядок в мир, в котором отчаявшиеся существа воюют друг с другом до полного уничтожения, — столь же трудна, сколь необходима, и за прошедшее десятилетие удалось достичь многого. Несмотря на самоотверженность и преданность, работа Труша и его коллег оплачивается весьма скромно и крайне редко удостаивается благодарности. Однако они, бесстрашные донкихоты, упорно продолжают делать свое дело.
И хотя способность Труша к пониманию и состраданию не может не вызывать восхищения, иногда кажется, что в этом он все же перегибает. Кроме того, что он сам не раз попадал в переделки, дважды он мог пасть от рук неопытных милиционеров, призванных ему помогать. Во время одного из обычных рейдов в 2005 году Труш и еще три человека тряслись в стареньком пикапе по разбитой дороге. У молодого милиционера, сидевшего на переднем пассажирском сиденье, в руках был автомат Калашникова. Забыв все, чему его учили на недавно пройденной военной подготовке, один палец юноша держал на спусковом крючке, а другим меланхолично нажимал на кнопку, переводя автомат из режима одиночного выстрела в режим очереди и обратно. Машину подбросило на кочке, чувствительный спусковой крючок отреагировал на нажатие, и автомат выпустил очередь, наполнив кабину дымом, огнем и оглушительным шумом. Секундная паника привела к тому, что милиционер, вместо того чтобы отпустить курок, нажал на него еще сильнее, а его автомат продолжал дырявить крышу кабины всего в нескольких сантиметрах от голов его товарищей. У автомата Калашникова есть особенность: во время стрельбы его дергает кверху, а справа вылетают израсходованные гильзы, поэтому дуло стало отклоняться в сторону Труша. Он закричал, но голос потонул в грохоте стрельбы. Одной рукой продолжая вести машину, другой он схватил автомат за ствол и держал, отвернув в сторону, пока милиционер наконец не пришел в себя.
Труш был в ярости. Его контузило на правое ухо, и впоследствии слух так полностью и не восстановился. Но его поведение в той ситуации говорит о многом. Никто не осудил бы Труша, избей он идиота до полусмерти прямо на месте и поставь крест на его карьере. Однако Труш, сам вырастивший двоих детей, прикрыл юношу. В большинстве отделений милиции сотрудники отчитываются за каждый израсходованный патрон, а парень выпустил едва ли не половину обоймы. У Труша были кое-какие связи с военными, и он сумел договориться о приобретении недостающих патронов. Наказание незадачливого милиционера, кроме незабываемой словесной выволочки, свелось к тому, что он оплатил Трушу ремонт крыши. Аналогичный несчастный случай произошел в лесу, когда другой молодой милиционер нечаянно выстрелил прямо в ноги Трушу, подняв пыль у самых его сапог. И ему Труш тоже все спустил с рук.
«В таких ситуациях я руководствуюсь простым правилом: сначала слово, потом дело, — объяснил Труш. — Сперва нужно сделать предупреждение и переходить к действиям, только если человек не понимает по-хорошему. Таков мой принцип. Правда, не для всех».
