Приведем еще один довод вперекор лжи о русской созерцательности и лени. Важнейшей частью грамматики нашего языка является глагол быть, а вовсе не глаголы иметь и хотеть, как в западноевропейских языках. Именно глагол быть, формирующий грамматические структуры времени русского языка, показывает, что русский человек с рождения воспитывается в условиях деловитой бытийности, а не умозрительной созерцательности. Для прошедшего и будущего времени связкой с действительностью является именно глагол быть. Совсем иная картина мира в других языках. Русское «я был» по-английски звучит: «I have been», что буквально означает «я имел быть». Русское «я буду жить» в английском выглядит как «I will live», что буквально переводится — «я хочу жить». Сербы и украинцы в этом тоже следуют общеевропейским образцам: «ja чу жити» в переводе с сербского значит «я буду жить» и форма чу есть обломок глагола «хочу». Украинцы то же самое будущее время представляют так — «я житиму», и форма иму здесь является обломком глагола «иметь». Итак, другие языки, даже близкородственные нам украинский и сербский, рассматривают действительную жизнь как объект желания или овладения, и только русский язык признает действительность такой, какова она есть, существующей как данность, русский язык не программирует сознание человека на экспансию своих желаний и вожделений.
Уже не раз лингвисты обращали внимание на то, что формула владения в русском языке тоже бытийная, и это парадоксальный для других народов, не понятный им наш национальный взгляд на мир. Когда русский человек хочет объяснить, чем он владеет, он говорит — «у меня есть», структура языка заставляет его мыслить, что его собственность дана ему свыше, а не завоевана его жадностью или алчностью, она просто дана и она есть, что значит — существует в собственности. Русская грамматическая формула «у меня есть» определяет нашу природную нерасчетливость, наше врожденное и воспитанное родным языком нежелание потворствовать даже собственным прихотям. Действующий вопреки этой формуле русский, вожделеющий к богатству, алчущий выгоды, поступает не по-русски, мы тотчас же присваиваем ему прозвище хапуга, рвач, ловчила, мироед, кулак, мы его презираем, им брезгуем. Даже торговля в русской языковой картине мира рисуется делом не очень благородным, ибо сам корень этого слова торг-означает дергать, вырывать, исторгать. То есть торговец, торгаш тоже отчасти сближается с понятием рвач. Неуемная страсть к богатству в русском представлении — безумие. Ибо ему есть строгие ограничители: «на наш век хватит», «будет с нас — не дети у нас, а дети будут — сами добудут», «богатство с собой в могилу не унесешь». Поэтому и сегодняшний призыв к обогащению не находит у русских единодушного отклика. Отдельные безумцы кидаются в пучину рвачества и делячества, но огромное русское большинство печально смотрит на них как на воистину сумасшедших, не понимая, как можно попирать свою русскую натуру и насиловать свою русскую душу алчностью. Да и взгляните вы на лица олигархов русского происхождения — на них отчетливы следы деградации — отсутствие разума, любви и добра. Это лица русских вырожденцев, то есть воистину выродков и извергов. Не удивительно, что в одержимой гонке за обогащением русские отстают от других народов в собственной же стране. Им в массе своей не понятно и неприятно вырывать, выторговывать, выцарапывать для себя одного то, что по праву есть и должно быть у всех.
Разве не понятно теперь, почему мы в глазах иностранцев выглядим безвольными созерцателями. Мы не стремимся к обладанию миром, мы не рвемся проглотить чужое или общенародное, — мы живем и действуем с намерением пользоваться плодами своего труда. Мы полагаемся в деле только на себя, стремясь во всем думать своей головой, все делать своими руками, и крепко стоять на своих ногах. Но, видимо, такой образ жизни представляется завоевательному духу Америки, Европы и Азии как бездеятельность и созерцательность, поскольку немец и англичанин, американец и француз, китаец и азербайджанец не видят в русском трудолюбии того, что они привыкли считать деятельностью.
В центре внимания нормального русского человека находится не факт чужой собственности или идея поглощения чужого имущества, а собственное конкретное дело, не ущемляющее чужих интересов. «Эмпирик англичанин имеет дело с фактами, мыслитель немец — с идеей: один давит и грабит народы, другой уничтожает в них саму народность», — такова, по словам русского философа Владимира Соловьева, суть деятельности западноевропейцев. Русский же человек опирается на дело, вся жизнь понимается им как собственные действия в ней. И созерцательность, то есть ленивое прозябание сложа руки, для русского вещь непонятная и неуместная.
Недаром русский всегда стремится прожить жизнь не зря. Что такое жить не зря — значит быть не скучающим зрителем, не томным созерцателем, не праздным наблюдателем, а деятельным творцом и энергичным борцом. По-русски говорят: хуже всего на свете — погибнуть зря, то есть умереть, стоя в сторонке от схватки, трусливо взирая на тех отважных, кто безоглядно ринулся в бой. Перед нами вновь формула русского поведения, определяющая, что сторонний наблюдатель напрасно — зря проживает свою жизнь, по-русски жить не зря — действовать.
Мы выглядим в чужих глазах наивными созерцателями еще и потому, что у русских, с одной стороны, и у европейцев с американцами, с другой, — разное отношение к действенности человеческой мысли. Русский человек мысль рассматривает как дело, вот почему именно в русском обществе и государстве мысль во все времена представлялась опасной, за мысли неправедная власть судила и по сей день судит, будто за совершенное преступное дело, ибо все мы живем, повинуясь русскому языковому правилу «сказано — сделано». Тому тьма исторических примеров, что однажды задуманное волевым русским человеком неизбежно воплощается в его делах.
Есть еще в русском языке особенное слово промышлять, означающее и план действий, и само это действие одновременно. Деловых русских людей звали в старину промышленниками, всякое ремесло, а затем и современную индустрию по-русски именуют промышленностью. Охотники и разбойники (простите, что рядом ставим) поныне отправляются на промысел, разумея, что всякое дело — и хорошее, и даже плохое для успешности должно предначинаться глубокой думой и расчетом.
Однако личная мысль не так значима для русского, пока она не овладеет умами многих соплеменников. Если мысль стала общей думой, то есть обрела черты идеологии, русские ее рано или поздно осуществят, претворят в жизнь. Не случайно именно в России родилось великое учение В.И. Вернадского о ноосфере, в котором ключевая идея — всепобеждающая сила мысли. В.И. Вернадский сформулировал важнейший закон человеческого прогресса: «Мысль не является видом энергии, но действует подобно энергии».
Вот и сегодня мы живем в преддверии всепобеждающего действия русской национальной идеи. Ее главные сокрушающие неправду современной жизни постулаты «Россия — для русских и других коренных народов России», «России — русскую власть». Эти идеи стали ныне общей думой миллионов и миллионов русских людей, которые уже стряхивают с себя летаргическое созерцание, внушенное мерцающими ящиками. Эти идеи действуют подобно энергии, пробуждая в русском народе волю к действию. Они пронзают души желанием прожить жизнь не зря. Даже вопреки обывательскому устричному рассудку многих из нас они убеждают подниматься против несправедливости и геноцида.
