— Не надо отделываться от меня. Джон умер, но я-то нет. Почему ты не можешь общаться со мной, как раньше. — Слезы обожгли мне глаза в четвертый раз за день, что было значительно меньше, чем накануне. Она бросила на меня ничего не выражающий взгляд.
— Я очень скучаю по нему, Эм! — Клода расплакалась. — Мне все время плохо, и я не знаю, что делать.
Затем на одном дыхании она выпалила:
— Интуиция или мудрость должны мне подсказывать. Я потеряла отца, именно из-за его смерти я понимаю, что не в состоянии ничем помочь. Жаль, что я не могу произнести волшебные слова. Как бы я хотела их найти. Но я их не знаю.
У меня отлегло от сердца. Я присела рядом с ней на диване и сказала, что все наладится, и мы обнялись. У нас вдруг завязался настоящий разговор, будто мы уже пережили свое горе. Она рассказала мне об одном своем богатом клиенте, который постоянно посылал ей цветы. Она говорила о Шоне, о том, что он отдалился и злоупотребляет гашишем. Он пообещал ей бросить, но она не исключала того, что он говорил это, чтобы отвязаться от нее.
Она рассказала, что за две недели до этого у Энн была задержка, и она сделала тест на беременность, но он оказался отрицательным. Я поверить не могла, что Энн не поделилась со мной. — Ну, — промолвила она, — учитывая твое состояние… — Клода умолкла, задумавшись на мгновение, затем продолжила тем же тоном: — Которое, как и у всех нас, непременно пройдет.
Мы обе улыбнулись. Подруга уселась поудобнее.
— Эм, раз уж мы говорим откровенно, выслушай кое-что еще.
— Что? — улыбнулась я.
— Прекрати пользоваться дезодорантом Джона. От тебя пахнет какой-то дрянью, и это странно. — Учту, — согласилась я, взгрустнув, но почувствовав облегчение. — Честно говоря, у меня от него сыпь. Мы сидели молча, слушая музыку, и через некоторое время я спросила, вспоминает ли она отца. Клода задумалась на секунду и ответила:
— Время от времени, — а затем продолжила, сказав, что, несмотря на то что его уже давно нет и что она толком и не знала его, то и дело она видит кого-нибудь похожего на него, или натыкается на его фотографию, или пересматривает сериал, который, по словам матери, любил отец, и улыбается при этом. Все это имело косвенное отношение к нему, но и этого было достаточно. Она передала мне слова своей матери, что боль проходит. У меня сохранилось смутное воспоминание о том, как Клода обутая в свои детские тапочки, плакала, а врач уводил ее кричащую маму наверх. Я до сих пор не могла представить себе, что боль в груди может утихнуть, а в глубине души я этого и не желала. Клода была права: волшебных слов она не знала, но те, что произнесла, очень помогли мне.
Глава седьмая «Телохранитель» и клад6ище
Джона не было вот уже полтора месяца. Я пообещала Кло, что схожу в гости к Шону, но откладывала свой визит. Я думала о нем, возвращаясь домой из школы. Деклан сидел рядом, разглядывая мои кассеты и в пух и прах разнося мой музыкальный вкус. Я попыталась встать на свою защиту, но мои жалкие попытки сошли на нет, когда он достал запись Митлоуфа и показал ее мне. — Вы шутите? Митлоуф? Та еще гадость.
Я не отрицала сей факт, но свое слово тем не менее сказала:
— Он великолепен. Хороший альбом, в нем много песен, которые… — Продолжать не было смысла, это было очевидно. Я сдалась. — Хорошо, твоя взяла, это гадость. — Я попыталась объяснить, что слушала его лишь какое-то время.
— Правда? — спросил он, не опуская кассету. — Что это было за время? Время, когда тошнит?
Я рассмеялась, но тут же прекратила, когда Деклан достал записи из фильма «Телохранитель». Он тряс головой из стороны в сторону, и я смущенно кивнула. Мы молчали, потому что знали: обороняться не было смысла. Я остановилась у его дома. Деклан вышел из машины.
— Эй, мисс, завтра я познакомлю вас с настоящей музыкой. — И зашагал по тропинке, а я про себя отметила, что надо будет купить упаковку парацетамола.
* * *
Я в одиночестве сидела дома. Кло ушла на свидание с Марком, клиентом, что продолжал посылать ей цветы. Энн и Ричард занимались каким-то сбором пожертвований, и мне было скучно. Я взяла с журнального столика ключи и немного побряцала ими, после чего схватила пальто и направилась к двери. Когда я приблизилась к ней, в дверь позвонили. Я тут же открыла ее. На пороге стоял Шон.
— Привет, — сказала он и потом заметил, что я держу в руках пальто. — Ты уходишь? Извини. Надо было позвонить. Я действительно рада была его видеть. Я улыбнулась и сказала, что собиралась к нему в гости. Его лицо засияло, и он вошел. Я варила кофе, а Шон сидел за столом. Он чувствовал себя неловко и извинился за свою холодность. Я сказала, что ничего страшного в этом нет и что я все понимаю.
— Я вообще-то звонил несколько раз, но когда…
— Я знаю, — перебила его я и поставила перед ним чашку кофе, пытаясь не разлить его, но моя рука немного тряслась. Я села напротив и продолжила: — Мне просто нужно было какое — то время. Эгоистично… — Нет, неправда!
Но я решила расставить все точки над «и».
— Ты тоже потерял друга…
Я хотела продолжить и извиниться, но Шон взял мою руку и сжал ее.
— Я боялся, что потерял вас обоих, — сказал он.
— Я тоже, — заикаясь, произнесла я.
Ни один из нас не вспомнил о случайном поцелуе. Этот момент был слишком сложным, Неудобным, грустным и жалким. Ни один из нас не заговорил о своей вине, однако игнорировать это было невозможно, ведь все было написано на наших лицах.
«Если бы я не вернулась в дом за зажигалкой. Если бы я не потянулась, чтобы поцеловать его. Если бы он не сказал, что я красива. Если бы я не тянула время, не решаясь сдвинуться с места. А потом наши губы встретились, и Джон умер».
Мы ощущали себя странно и необычно оттого, что сидели вместе. Прошлое ушло, его похоронили вместе с Джоном. Мы вынуждены были искать новый способ общения. Я больше не была девушкой лучшего друга Шона. Я была просто собой, и конечно же нас что-то связывало — и это были не мимолетные отношения. Мы много общались в колледже и после него, но я не была уверена, знал ли хоть один из нас ответ на следующий вопрос: достаточно ли тех отношений, чтобы продолжать общаться теперь? Нам придется строить все заново. Наш безопасный флирт закончился, и нам недоставало связующего звена.
Мы сидели молча.
— Я был пьян, — сказал он после долгого молчания.
«О боже, он начал об этом».
— Мы все были пьяны, — произнесла я немного погодя.
— Я не должен был задерживать тебя, — пробормотал он.
— Я не могу об этом говорить.
— Прости, — сказал он.
— Ты не виноват. Здесь моя вина.
Шон вскипел. Он не мог больше держать все в себе. Мне невыносимо было видеть его подавленным.
