Карен увидел Олесю. Она стремительно шла по коридору. Нет, летела, парила, плыла в воздухе, худая, светлоглазая, с пышными, плохо подобранными на затылке волосами. Она не замечала ничего вокруг. Но когда она вошла в класс, то встретила взгляд темно-карих немигающих глаз…
Девочки никогда не интересовали Карена Джангирова, и в глубине души он посмеивался над тревогами отца, легко заразившего ими мать. Маргарита, давно ставшая зеркальным отражением мужа, только чутко повторяла, воспроизводила его настроения, чувства, фразы, смысла которых порой не понимала. Да и не стремилась к этому. Жизнь вполне устраивала Марго во всех ее проявлениях. Она искренне любила Ашота, обожала сыновей и наивно верила, что проживет в мире, согласии и достатке все оставшиеся годы. Прежде всего она ценила теперь спокойствие и порядок. Ашот, яркое их олицетворение, "человек режима", подходил ей как нельзя кстати.
Маргарита была счастлива. Однако природной интуиции и материнской чуткости она не утратила. Поэтому смутная тень тревоги коснулась ее сентябрьским вечером, когда Карен вдруг упомянул о своей учительнице литературы. Что-то не понравилось Рите в интонации и выражении, с какими проронил буквально две фразы старший сын. Она быстро и внимательно взглянула на Карена. Его лицо излучало полнейшее бесстрастие, однако в черных зрачках мелькали какие-то странные, нехорошие, то пропадающие, то вспыхивающие искры, словно от медленно разгоравшегося костра. Костер насторожил чуткую, нервную Маргариту. И она постаралась довести все свои подозрения до сведения Ашота, всегда с нетерпением ожидавшего от нее подробного ежедневного отчета о Карене и с обидной небрежностью пропускавшего мимо ушей рассказы о младшем сыне.
— Я не могу понять, Ашот, но мне кажется, у Карена просыпается интерес к учительнице…
— Да? — быстро и заинтересованно спросил муж. — А что, она такая красивая?
Рита оскорбленно поджала губы. И холодно посоветовала:
— Если тебе любопытно, можешь завтра утром прокатиться в школу и полюбоваться на нее. Но меня беспокоит Карен…
Ашот удивился.
— Не обижайся, рыжая, но здесь не о чем думать. Мальчишкам в возрасте Карена свойственно влюбляться в зрелых женщин. Это лишний раз говорит о том, насколько наш сын во всем выше сверстников. Такие влюбленности украшают настоящего мужчину. И это очень скоро пройдет, вот увидишь.
Ашот наклонился и взлохматил кудри жены.
— Рыжий ангел…
И Ритина тревога рассеялась без следа.
С Кареном творилось что-то непонятное. Но старший сын Джангирова без труда мог спрятать свои чувства, а все его настроения и внутренние бури никак не отражались на учебе — да здравствует папа Ашот, передавший сыну по наследству трезвый ум и холодную голову! Вот только сердце у Карена оказалось немного другое… Очевидно, постаралась Маргарита.
Что же такое было в маленькой учительнице? Что не отпускало его, заставляло постоянно за ней следить? Хотя она сначала едва его замечала.
Олесю начинала тяготить неопределенность отношений с Валерием. И вроде бы принимая ее, соглашаясь с ней, она сжималась, как стиснутая до отказа пружина, которая в любой, самый неподходящий и непредсказуемый момент, может распрямиться. Сложный, противоречивый характер Олеси не предполагал безмятежной ясности духа Глеба. Ее легкость сочеталась с нервными срывами, терзаниями и поисками единственно нужного ей решения, перемежалась тоскливыми вечерами, когда ничего не хочется, кроме одного: чтобы все отстали от нее, наконец, отвязались со своими претензиями, желаниями и не имеющими ответов вопросами.
Валерий вообще был темной лошадкой, ставить на которую она боялась. А тут еще этот темноглазый ребенок, смешной щеночек, сам не понимающий своих, тоже еще темных, едва очерченных, пока что тихо дремлющих стремлений. Глупый, едва ступивший на тропу инстинктов и страстей, куда его толкало молодое тело, начинавшее руководить его холодным и уравновешенным прежде умом.
— Почему ты выбрал именно ее? — позже спросит у Карена в полном отчаянии отец.
И Карен, удивившись вопросу, четко, не задумавшись, ответит:
— Но я никого не выбирал! Все было сделано без меня и до меня, папа! Странно, что ты не догадался об этом.
Он будто не участвовал в затеянной судьбой игре.
Карен стал где-то задерживаться, возвращаться домой позже обычного с неестественным, лихорадочным блеском в глазах. Говорил, что занимался, был в библиотеке, гулял… Его объяснения вполне удовлетворяли родителей. Но их подрастающему сыну быстро наскучила примитивная возможность видеть и слышать учительницу на уроках.
И однажды, когда машина Олеси сломалась (хозяйка всегда пребывала в необдуманной уверенности, что техника должна безупречно работать без всяких осмотров и ремонтов), Карену удалось незаметно проследить ее путь домой. И свой основной наблюдательный пункт мальчик перенес туда.
Он увидел маленькую Полину, и она ему очень понравилась. Он словно подружился с Глебом с его свободными манерами, изумительной осанкой и игрой с тростью. Он постиг глубину и близость отношений между директором школы и маленькой учительницей литературы, и тотчас возненавидел Малахова.
Карен стоял в почетном карауле у подъезда Олеси долгими вечерами, пока наконец не становилось темно, холодно, и время начинало напоминать о том, что дома волнуется мать.
Он попросил отца больше не присылать за ним в школу роскошный "мерс": во-первых, ему неудобно перед остальными, у всех машины попроще, во-вторых, он часто задерживается после уроков в библиотеке на неопределенное время.
И терпеливо, с книгой в руках, коротал где-нибудь за углом часы и минуты, дожидаясь, когда выйдет Олеся. А дальше действовал по обстоятельствам: либо тайком сопровождал ее до дому и начинал прогуливаться в глубине двора, либо мысленно помахав рукой вслед машине, отправлялся за нею на такси.
Ох, эти слепые, обожающие его родители! Как мало знали они о своем сыне…
Прошедшим летом на отдыхе в Турции все просто растопилось от немыслимой жары. Расплавились мозги и мышцы, женщины скинули с себя практически все, но этого никто не заметил, потому что сосредоточить внимание и мысли стало невозможно.
Почти голенькая, беленькая Сонечка, похожая на летний одуванчик — кажется, дунь, и улетит! — дочка торговца из Перми, неизменно возникала рядом, всегда удачно улучив минутку, когда Маргарита уходила гулять или спала днем вместе с Левоном, плохо переносящим жару, а Ашот уезжал по делам. Он и на отдыхе умудрялся работать.
А одуванчик никуда не улетал. Наоборот: то вдруг положит розовые невесомые ладошки на плечи Карена, то сядет на пустынном в часы полуденной жары пляже близко-близко и прижмется горячим бедром так крепко, что у мальчика начинает тяжело, молотом, стучать сердце и медленно, нехорошо кружиться голова.
Нет ничего хуже изматывающего душного летнего безделья, когда и мысли, и воля становятся вялыми, вдруг притупляются, замирают в оцепенении и не поймешь, кто кем руководит: ты своими желаниями или они тобой.
