— Ты говоришь глупости, — улыбнулся ей Ян. — Не так ли, Роско?
— В данном случае, — согласился Адам, — именно так. Это один из лучших арманьяков, которые я когда-либо пробовал. — Он посмотрел содержимое фужера на свет и пояснил: — Одно время я работал в баре.
Либби прикусила губу, чтобы не рассмеяться во весь голос.
Правда, вопреки ее опасениям, Ян не испортил оставшуюся часть вечера. Он был весел, остроумен, говорил об их общих друзьях, о домах и местах, где им доводилось бывать с Либби, окунувшись в доброжелательный маленький мир, который принадлежал им обоим. Он расспрашивал Адама, и ответы последнего — вежливые, но лаконичные, без лишних деталей — создали портрет бродяги, человека без какого-либо положения в обществе. Это была ложная картина, по твердому убеждению Либби, однако все звучало довольно убедительно именно в пользу этого.
Наконец она произнесла в отчаянии:
— Мы собирались с Адамом где-нибудь поужинать.
— Действительно? — спросил Ян. — А где?
— Месяц назад в Эджфорде открылся новый китайский ресторанчик.
— Говорят, там неплохо кормят, правда, я еще там не бывал. Очень хорошо, я тоже еще не ужинал.
Он собирался ехать с ними, и ей так хотелось, чтобы Адам сказал: «Вы нам не нужны, отправляйтесь домой и ужинайте там». Но Адам вел себя так, будто его забавляет такой поворот событий, и она была почти уверена, что стоит ей сказать Яну, что тот не может ехать с ними, как Адам наверняка скажет: «А почему бы и нет?»
В результате они сидели за столиком, накрытым на троих, и не успели сделать заказ, как из-за соседнего столика раздался приветственный возглас, после чего к ним подсели еще двое.
Дженни Драйвер, высокая, темноволосая, довольно вызывающе одетая девушка, во все глаза рассматривала Адама.
— Привет, — с придыханием произнесла она. — Где же это Либби нашла вас?
— Он только недавно поселился в Сторожке лесника, — пояснила Либби.
— Так это же груда кирпича. Это же настоящая развалина, разве не так?
— Далеко не так. Груда кирпича с крышей над ней.
— Ужасно хотелось бы взглянуть на этот домик.
— Там не на что особенно глядеть, — улыбнулся в ответ Адам.
Отказ был сделан в мягкой, но решительной форме, и Дженни пожала плечами.
— Тем не менее, если окажусь в тех краях, я попытаю счастья и постучусь к вам в дверь.
Дерек, юноша, с которым пришла Дженни, счел нужным вмешаться, заговорив о еде, и Либби была ему за это очень благодарна. «Я ревную», — подумала она с удивлением, вонзая нож в массивный кусок свинины в кисло-сладком соусе. Никогда прежде не испытывала она чувства ревности, и сейчас ей это было неприятно. Ее охватил страх, поскольку она догадывалась, что это чувство может усугубиться, что еле ощутимая пока боль может достичь опасных размеров, превратившись в агонию, которая может разорвать ее на части.
Ужин ей не понравился, и, когда он закончился и возник разговор о том, чтобы продолжить его дома у Дженни, Либби возразила:
— Если вы не против, то я бы сказала, что с меня достаточно. У меня что-то разболелась голова.
Дженни была само сочувствие — достала из сумочки пару таблеток аспирина и заставила их проглотить. Затем Ян предложил отвезти Либби домой, а следом и Адам сказал, что ему пора.
— Может, все же заедем ко мне на чашку кофе? — продолжала обхаживать Адама Дженни, обращаясь в первую очередь к нему.
— Благодарю вас, не могу.
— Жаль. Действительно, очень жаль.
Она смотрела им вслед, очень недовольная, совершенно не обращая внимания на стоявшего рядом красного от возмущения Дерека. Завтра утром она позвонит Либби и разузнает у нее все об этом Адаме Роско…
Либби почувствовала, что у нее действительно болит голова. Когда они подъезжали к «Грей Муллионсу», у нее глухо стучало в висках.
— Вы, конечно, зайдете ненадолго? — пригласила она, обращаясь к ним обоим.
— Непременно, — тотчас же откликнулся Ян.
— Благодарю вас, — отказался Адам, — но я не могу. Мне предстоит еще неблизкий путь до дома. — Так оно и было, да еще по торфянику. К счастью, светила луна, но ему предстояло пройти несколько миль через заросли вереска и сквозь сосновый лес. — Спокойной ночи, Либби, — попрощался он, взяв ее руку и слегка пожав, задержал ее на короткое мгновение в своих руках.
Ей было интересно знать: если бы рядом не было Яна, поцеловал бы он ее, а если да, то осталась бы она безучастной и холодной в его объятьях или же прижалась бы к нему так, словно это была ее последняя надежда в жизни? Она не могла ответить на этот вопрос однозначно. Так что, пожелав ему также спокойной ночи, она сказала:
— Будьте осторожны!
— Как голова? — спросил участливо Ян, тронув ее за руку.
— Гораздо лучше, остался только намек на боль.
В гостиной продолжал гореть камин. Эми прошла за ними в комнату, довольная, что они возвратились одни. В надежде, что Адам Роско получил от ворот поворот, она засуетилась:
— Может, что-нибудь перекусите?
— Мы поужинали, — поблагодарила Либби, — если только по чашке кофе.
— Сейчас будет кофе, — заторопилась Эми.
Ян подложил Либби под голову диванную подушку:
— Посиди немного и расслабься. Это помогает при головной боли.
Она посмотрела на него с растущим самоосуждением, видя, с какой нежностью и заботой он обращается с ней.
— Не надо, Ян. Я притворялась. — Он вопросительно взглянул на нее. — Головная боль — лишь предлог. Мне просто не хотелось ехать к Дженни.
— Ну и прекрасно. Мне тоже этого очень не хотелось.
— Я притворщица во многих отношениях. Правда. Вы с дядей Грэем обращаетесь со мной так, словно собираетесь охранять меня до конца моих дней. Вы меня так вконец избалуете.
— Нам нравится баловать тебя.
— Боюсь, ни вам, ни мне от этого не будет никакой пользы.
— Но я хотел бы, — признался он, — заниматься этим всю жизнь. — Это можно было расценить как признание в любви. Это произошло спонтанно. Он не собирался делать этого сегодня. Но это прозвучало так естественно, будучи сущей правдой.
Либби вскинула руку, словно пытаясь схватить эти слова и вернуть их ему. Она не хотела, чтобы они были произнесены. Он понял это до того, как она промолвила:
— Жизнь может оказаться долгой, мы же знаем друг друга всего несколько месяцев.
— Прекрасных месяцев.
— Очень хороших, но, Ян, прошу тебя, я не хочу… — Она поколебалась немного и продолжала: — Я не хочу торопить события. Мне бы хотелось, чтобы мы оставались друзьями, просто друзьями, как можно дольше, по крайней мере.
