— Тогда почему тебя пригласили? — продолжала расспрашивать Эллен.
Он глянул на нее, приподняв брови.
— Потому что я — член семьи.
— Понятно, мистер Петунья, а то я никак не запомню, что ты — член семьи.
Это было прямым оскорблением.
Глядя на ее улыбающееся, дерзкое лицо, он растерялся. Эта женщина с дивными изумрудными глазами и алыми губами могла перекрыть движение. Он отдал бы все, что имел, за один-единственный поцелуй.
А почему нет? Неужели поцелуй — что-то неуместное?
Нет, он так не думал. Если учитывать то, что она больше не работала с ним, из-за одного поцелуя ничего страшного не случится. И даже возраст тут не помеха. Он посмотрел на ее губы, затем заглянул в глаза. Казалось, она бросала ему вызов, читая его мысли.
— Кеннет, Эллен! — услышали они голос за спиной и обернулись: на пороге стоял Эдвард Мейер.
— Чем вы там занимаетесь, что не услышали моего звонка?
Эдвард вошел в комнату и обвел ее глазами. В своем белом смокинге он был похож на бравого полковника больше, чем, возможно, ему хотелось этого. Его склонность отличаться от других делала его ярким образцом южноамериканского джентльмена.
— У нас тут возникли некоторые разногласия, — недовольно пробурчал Кеннет.
Но Эллен в это время уже вышла вперед и протянула Эдварду руку.
— Надеюсь, мистер Мейер, вы не против, если я буду сегодня на вашей вечеринке, — с притворной застенчивостью проговорила она, — Кеннет пригласил меня пойти с ним, потому что я помогаю ему ознакомиться с моей работой. Он решил, что это будет лучшим способом отблагодарить меня.
Кеннет наблюдал, как его дядя Эдвард — миллиардер и негоциант, перед которым бизнесмены трепетали, начал таять и едва не превратился в лужу у ее ног.
— Конечно же, нет, — сказал он. — И я не солгу и не преувеличу, если скажу, что твое присутствие в моем доме доставит мне огромное удовольствие.
Он галантно поцеловал ее руку. Кеннет наблюдал за происходящим, широко раскрыв глаза, и начинал понимать, что Эдвард был первым из всех тех мужчин, которые будут сегодня вечером увиваться за нею и, как болваны, таращиться на нее. Ему нужно было привыкать к этому.
Но это оказалось не так-то просто. Когда они вошли в фойе дядиного дома и все, кто находился там, почти разом обернулись и уставились на Эллен, внутри у Кеннета все опустилось и он почувствовал, как каждый мускул на его теле напрягся, будто он готовился к смертельной схватке.
Потом они прошли в просторную белую гостиную, и взгляды всех присутствующих также устремились на них. Ни у кого не хватило скромности отвести глаза.
— Ты уверена, что не хочешь надеть мой пиджак? — прошептал он ей на ухо, не сомневаясь, что его робкая, консервативная секретарша чувствует себя крайне неловко под этими сверлящими взглядами.
Но она повернула к нему голову и усмехнулась.
— Ты шутишь? Посмотри, какой я имею успех. Если бы я знала, что это платье способно произвести такой фурор, я надела бы его еще в прошлом году на рождественскую вечеринку.
В это время Кеннет услышал за своей спиной мужской голос:
— Не хотите ли чего-нибудь выпить?
Он резко обернулся, бессознательно готовый отшить нетерпеливого нахала, который даже из простого приличия не стал ждать, чтобы выяснить, одна ли здесь эта женщина или, может быть, с мужем или любовником. Но, к счастью, перед ним стоял официант.
— Я не думаю, что нам следует пить сегодня, — вяло проговорил он.
— Но ведь это же вечеринка, Кеннет! — возмутилась она и, повернувшись к официанту, заказала джин с тоником.
— К вашим услугам, мэм, — сказал официант.
— К вашим услугам, мэм, — передразнил его Кеннет, когда молодой человек отошел.
— Кеннет, если тебе душно в кухне, выйди из нее!
— Что ты имеешь в виду?
— А то, что я приехала сюда, чтобы хорошо провести время, и, если другие мужчины подумают, что ты мой парень, меня никто не пригласит танцевать.
Кеннет так увлекся своей ролью защитника, что не заметил широко распахнутую дверь в салон, откуда доносилась живая музыка. Около двадцати человек находились в гостиной и почти столько же танцевали в салоне. Солистка в коротком и очень открытом платье, окутанная, как плащом, своими черными, густыми и вьющимися волосами, что-то пела страстным, хрипловатым голосом. И все же взгляды всех мужчин были прикованы к Эллен.
Кеннет почувствовал, как что-то внутри говорит ему, что он не должен оставлять Эллен одну в этой толпе. Он назвал это чувство инстинктом брата. Но поскольку она явно не хотела, чтобы он болтался рядом, ему нужно было придумать, как держать ее подальше от всех этих мужчин. Итак, он решил сначала пригласить ее на танец, чтобы выиграть время и обдумать свои дальнейшие действия.
— Хорошо, — сказал он, — я не буду тебе мешать, только позволь мне пригласить тебя на первый танец.
Ее глаза подозрительно сузились.
— Ладно, — согласилась она.
Он взял ее под руку и повел в танцевальный салон. Но прежде чем они успели вступить в быстрый танец, который звучал до этого, музыканты резко сменили мотив, и соблазнительная певица запела медленную, страстную песню, похожую на любовный зов.
Кеннет почувствовал себя пойманным в ловушку. Он догадывался о том, что совершил оплошность, но гордость не позволяла ему отступиться. Он решительно вышел вперед, обхватил рукой талию Эллен и повел ее в танце.
Несмотря на невероятные усилия отстраниться от мыслей и чувств, охвативших его, он ощущал, как от близости с Эллен вся его стойкость рушится, как игрушечный домик. Чтобы отвлечься, он решил завязать с ней беседу.
— Итак, почему ты раньше не надевала это платье?
Она подняла на него лукавые глаза.
— Не хватало смелости.
— Однако сегодня осмелилась?
— Мне стоило больших усилий, чтобы изменить себя за последний год.
Теперь ему стало ясно, почему он начал замечать ее в эти дни. Она изменилась. Она очень изменилась. И, конечно же, это произошло не за одну ночь. Похоже, вся эта метаморфоза длилась довольно долго и только теперь завершилась ее решением переехать в Калифорнию. Вот почему она выглядела такой необычной.
— Сколько лет тебе было, когда ты пришла к нам работать? — непонятно почему спросил он.
— Двадцать один, — ответила она, глядя в сторону.
— Значит, мне тогда было тридцать четыре. Кажется, сто лет прошло с тех пор.
— Не знаю, — сказала она и, улыбнувшись, посмотрела на него. — Ты носил тогда странную прическу, которая делала тебя похожим на Джона Траволту, засунувшего палец в розетку.
— Не напоминай, — смущенно проговорил он.
