— Я давно… я давно не ел… — пробормотал я и провалился в черную, бездонную яму.
А затем первое, что я увидел, был возвышавшийся надо мной великолепный старинный секретер. Глядя вверх, я мог рассмотреть его до мельчайших деталей, оценить старое черное дерево, из которого он был сделан, и изумительной красоты старинные бронзовые ручки изящной работы, особенно прелестные маленькие панели, вырезанные из белой и красной слоновой кости, — ими были украшены многочисленные ящички и дверцы его отделений. Эти картинки плыли у меня перед глазами, но, как бы ни было замутнено мое сознание, я, превозмогая обморочное состояние, внимательнейшим образом разглядывал их, не в силах оторвать глаз. Там были изображены всевозможные жанровые сценки. Вот, например, сцена охоты: охотники заняты преследованием оленя; вот дамы в головных уборах, напоминающих многоярусные башни, перегнувшись, смотрят вниз с балконов; тут рыцари в доспехах сражаются на турнире; вдали видна извивающаяся лента реки и тонко очерченные, растворенные в дымке холмы. Все было проникнуто духом былых добрых времен и прекрасно гармонировало с естественным темным фоном, каким служило старое эбеновое дерево.
Чуть приподнявшись, я отвел взгляд от секретера и… встретился глазами с Осмундом. Огромный, как великан, он стоял надо мной, держа в руке стакан, и с мрачным видом всматривался в меня.
— Вот, выпейте еще немного, — сказал он и передал мне стакан.
Звук его голоса, глубокого, ласкового, столь богатого интонациями, возродил в моей памяти прежние дни, события тех лет. Меня захлестнули воспоминания, и голова пошла кругом. Ох, до чего же я был рад видеть его!
Я отпил бренди, и в голове моей прояснилось. Главное, чтобы он не подумал, что этот мой обморок подстроен, мелькнула у меня мысль.
— Дурацкая история, — сказал я и сел. — Я не нарочно. Ужасно был занят, ничего не ел. Перенапрягся, и только-то.
Помню, как нелепо я оправдывался, делая жалкую попытку сохранить остатки своей гордости.
Осмунд положил мне руку на плечо.
— Все в порядке, Дик, — сказал он. — Мы рады вам. Тут, около вас, еда. Перекусите немного, а потом будете говорить.
Должен признаться, в следующий момент я позабыл обо всем и накинулся на еду. Ее вкус ощущаю до сих пор — ветчина, хлеб с маслом, холодная курица, сыр «грюэр»… Говорят, что истощенный голодом человек должен есть понемногу. Боюсь, что в тот вечер я поглощал пищу, как голодный волк, не зная меры.
Все то время Осмунд стоя следил за мной, не произнося ни слова. Я покончил с едой и, заложив руки за голову, откинулся на спинку дивана, с удовольствием переводя дух. После этого, улыбаясь, посмотрел на Осмунда. Жизнь наконец-то вернулась ко мне, я это ощущал всем своим существом и мог собой управлять. Я сел и, глядя ему прямо в лицо, сказал:
— Благодарю. А теперь мне пора идти. Вы сейчас заняты. Но разрешите навестить вас в другой раз. Целую вечность мечтал наткнуться на вас.
— Серьезно, Дик? — Он стоял, изучая меня странным, сумрачным, задумчивым взором. — Вот вы меня и нашли. Так что же с вами было?
— Не знаю, всякое, то одно, то другое. Не так-то просто в наши дни человеку в моем возрасте… — Я вовсе не собирался признаваться ему, до какой нищеты мне пришлось докатиться. Помнится, тогда у меня мелькнула мысль, что уж лучше я потеряю Осмунда и Хелен навсегда, чем позволю им обнаружить мое бедственное положение. Я встал на ноги и принял вертикальное положение. — Ну, пойду, — проговорил я. — Приглашаю вас посидеть со мной в каком-нибудь ресторанчике, идет? Поговорим, вспомним прошлое…
— Да, да, — сказал он, внимательно всматриваясь в меня. — О том, что я два года провел в тюрьме, вам известно. Так что есть о чем порассказать… — И вдруг, как будто ему в голову неожиданно пришло удачное решение, он положил мне обе руки на плечи и легким толчком заставил снова опуститься на диван. — Побудьте здесь еще немного, Дик. Мне необходимо ваше общество.
Предложив мне сигарету, он сел рядом. Мы разглядывали друг друга. Он сидел, непринужденно откинувшись на подушки, протянув вперед свои длинные-длинные ноги, и казался мне невероятно большим, — столько места он занимал на диване. Голова его была чуть откинута — жест, так хорошо мне запомнившийся, — глаза полузакрыты; он созерцал меня из-под полуопущенных век. Его темные волосы уже заметно тронула седина. А глаза были такие же красивые, большие и ясные, и взгляд все тот же — прямой, смелый, дерзкий. Поначалу мне казалось, что никакой заметной перемены в нем не произошло. Ну может быть, чуть изменилась линия рта. Это я заметил сразу. В прежние времена на его губах всегда играла улыбка, веселая и беззаботная. Теперь его рот стал жесткий, и можно было бы сказать — упрямый и недобрый, если бы был неподвижен. Но его губы постоянно вздрагивали, мешая залечь злым складкам и одновременно придавая лицу Осмунда выражение неуверенности, смущения. В его глазах тоже было беспокойство. Он не долго смотрел на меня, затем опустил их и после этого избегал встречаться со мной взглядом. Была в нем какая-то странная подавленность, робость, — в ком-то я уже это подметил… Ну конечно, Чарли Буллер! Все сопоставив, я понял, откуда взялось это сходство. Тот ведь тоже меня изучал, испытывал на доверие.
— Так, значит, вы снова появились, Дик. Выглядите неплохо, чем бы вы там ни занимались. Только волосы длинны, раньше были короче. — И вдруг, неожиданно для меня, он крепко сжал мою руку. — Ужасно рад видеть вас. Очень по вас соскучился.
Но это было не так. Я понял сразу, когда он еще произносил эти слова, что на самом деле он не вдумывался в их смысл, и когда он сжал мою руку, это не было движением души, относящимся непосредственно ко мне, — это касалось чего-то другого. И в старые времена у него была та же привычка, которая меня всегда так раздражала. Он мог говорить что-то машинально о том, что его больше не занимало, а думать о другом; его мысли опережали слова. Очевидно, эта привычка в нем укоренилась. Вдруг он вскочил и стал ходить по комнате, будто что-то искал. Затем подошел к двери, выглянул в прихожую, тихо прикрыл дверь и вернулся ко мне.
— Извините, — сказал он, опять усаживаясь рядом со мной на диване, — дело в том, что я нахожусь в ожидании. Кое-кто должен прийти.
— Да, я уже говорил Буллеру… — начал было я, но замолчал. Мне не хотелось первому заводить разговор о Пенджли.
— Буллер на минуту вышел, но скоро вернется, — заметил Осмунд. Он снова сделал попытку сконцентрировать свое внимание на мне. — Ну же, Дик, выкладывайте. Расскажите все про себя, про все ваши приключения. Вы такой же крепыш, каким были раньше, старый приятель. Женаты или нет?
Нет, сказал я, не женат, но не стал объяснять причину. Я начал нести какую-то чепуху, не слишком вникая в то, что говорил. Не вникал и он. Нервы у меня были на пределе. С чего бы? Я не знал. Теперь, возвращаясь к прошлому, я напрягаю свою память, стараясь воспроизвести в уме все, что происходило в течение того получаса, минута за минутой. Как мне кажется, во-первых, я ожидал, что вот-вот на пороге появится Чарли Буллер, а во-вторых, у меня было ощущение, что где-то в квартире за портьерами прячется эта свинья Пенджли.
