— Расскажи мне побольше о сахарном тростнике и твоей жизни на Барбадосе. Честно говоря, я удивлен, что ты не повстречала там какого-нибудь сногсшибательного капитана и не выскочила за него замуж.
В ее глазах сверкнули хитрые искры. Или гнев? Затем Элпин засмеялась и оперлась ладонями о подоконник. Откинув голову назад, она принялась изучать штукатурку на потолке.
— Большинство англичан, за которых можно выйти замуж на острове, — вторые или третьи сыновья в семьях и не имеют за душой ни фартинга. Они играют в карты или спекулируют в надежде разбогатеть, и мало кто из них способен на что-нибудь более дельное, чем делать ставки на петушиных боях.
Она сидела так, что Малькольму была прекрасно видна ее стройная шея. Он внезапно подумал, что все эти вторые и третьи сыновья — дураки. И все же она призналась, что у нее были любовники. И много. Он не выдержал и поинтересовался:
— А ты когда-нибудь делала ставки на петухов?
Она напряглась.
— Леди не посещают петушиные бои.
— Если Элпин Мак-Кей выросла в настоящую леди, то, наверно, король-ганноверец прекрасно говорит по-шотландски.
Она засмеялась:
— Я действительно леди.
— Вижу. — Да, Элпин выросла, но ему не верилось, что она всегда ведет себя как леди. — Раньше ты носила штаны и ездила верхом без седла.
Она стала серьезной. Глаза засияли, губы чуть приоткрылись.
— А еще я жила в конюшне в замке Синклер, помнишь?
Замявшись, Малькольм положил нож обратно на стол.
— Я считал, что ты предпочитаешь общество раненых зверушек обществу своих кузенов.
— Я променяла одних животных на других, только и всего. Именно поэтому я убежала и пришла сюда.
Она превратила жизнь Малькольма в ад и положила начало тому, что разрушит его будущее. Он поспешил скрыть враждебность и боль под неискренней улыбкой.
— Я поймал тебя, когда ты воровала продукты с нашей кухни.
Она передернула плечами и закатила глаза.
— Той ночью я так перепугалась, что чуть не обмочилась. Ты пообещал, что они повесят меня, а уши используют как наживку для рыбной ловли.
— Насколько я припоминаю, это был единственный раз, когда в выигрыше остался я, а не ты.
Она заморгала.
— Ты и правда так считаешь? Некоторые детские драки и в самом деле вспоминались теперь с улыбкой, и на секунду Малькольм подумал, не слишком ли жестоко он намерен обойтись с Элпин.
— А как считаешь ты?
Она наклонилась вперед. Нижние юбки зашуршали, и она сказала:
— Я помню, что ты обнял меня, поцеловал и заставил пообещать, что я рожу тебе ребенка.
Все старания Малькольма быть объективным растаяли, как свет уходящего дня за окном.
— Могу совершенно определенно сказать, что это обещание тебе не удастся выполнить.
Она внимательно посмотрела на его лицо, шею, ноги. Лицо Элпин залил румянец.
— Я никогда не считала, что ты ждешь меня… что мы будем… что… — она смущенно перебирала золотой шнур, украшавший занавеси.
Ее смущение удивило его.
— Чего ты не считала? — прямо спросил он. Она всплеснула руками, хотела что-то сказать, но передумала. Наконец решилась:
— Что мне придется выполнить это обещание. Я здесь лишь потому, Малькольм, что, как всегда, мне некуда деться. Когда Чарльз передавал плантацию тебе, он знал это.
— Как ты выяснила это? Предполагалось, что сделка останется в тайне.
— Это касалось меня. Чарльз предполагал, что ты поступишь благородно и станешь моим опекуном. Мы могли бы подружиться. Ведь я даже согласилась стать твоей экономкой. Мне не нужна милостыня, и я не хочу быть для тебя обузой, — уверенно заявила она.
Черт побери. Он ненавидел чувство вины.
— Как я смогу назвать тебя обузой, если ты будешь зарабатывать себе на жизнь? — извиняющимся тоном сказал он.
Она сглотнула и бросила взгляд на стоявший на столе поднос с несъедобным обедом.
— Прекрасно. Тогда давай обсудим мое жалованье.
О том, чтобы платить Элпин, Малькольм не подумал. У него были другие планы относительно нее.
— Поскольку, как ты сама сказала, ты принадлежишь мне, то я должен кормить тебя и предоставлять все, что тебе понадобится.
Она поболтала ногами, словно девочка.
— Именно так ты обходишься с миссис Эллиот?
Подобное сравнение покоробило его.
— Я не покупаю для миссис Эллиот шелковых платьев от хороших портных.
Она дотронулась до своей юбки.
— Это хлопок, а не шелк. Иланна шьет все, что надо и мне, и себе.
Негритянка.
— Должен сказать, я разочарован, что ты поддерживаешь институт рабства. Мне казалось, что ты более человечна.
Ее глаза сузились, а кулачки сжались так, что костяшки побелели.
— Я ненавижу рабство, и любой, кто утверждает обратное, — мерзкий лжец. Иланна — свободная женщина.
Малькольм неправильно понял расплывчатые намеки Чарльза на то, что из-за Элпин на Барбадосе возникли проблемы с рабами. Если поверить ей, выходило, что они с Чарльзом разошлись во мнениях по этому вопросу. Малькольм осознал, что все перепутал: это Чарльз отстаивал рабство.
«Ну, ладно, — решил Малькольм, — по крайней мере, в Элпин есть хоть что-то хорошее».
— Ты попросила Чарльза отпустить ее? Она снова встретила его взгляд.
— Да. В обмен на жалованье его экономки за несколько лет. Иланна заработает эти деньги.
Малькольм знал, что раба можно продать за тысячу двести фунтов, и подумал, что Чарльз был либо слишком глуп, либо чересчур мягкосердечен. Но это не было похоже на правду: если верить записям и банковским счетам, которые ему регулярно посылал поверенный Кодрингтон, последние десять лет плантация приносила ощутимый доход. Последний урожай был особенно хорош; доходы от него Малькольм пустил на строительство нового моста через Тайн.
— Чарльз был щедрым опекуном.
— Я очень хорошая экономка, — она хитро улыбнулась. На щеках появились ямочки. — Надеюсь, ты будешь соответственно платить мне.
Малькольм понимал, что у него не остается выбора, и все же сама мысль о том, чтобы платить ей, женщине, принесшей несчастье в его жизнь, была отвратительна. Но как всякий шотландец, он умел быть прижимистым.
— Ты будешь получать пятьдесят фунтов в год.
— Двести. — Она была серьезна, словно лудильщик, у которого в фургоне осталась только одна сковорода. — Плюс приличный гардероб.
Он подошел поближе и, возвышаясь над ней, предложил:
