Поскольку я не знала, с чего начать, то отправилась прямиком к Пии. Я подумала, что она специалист по части семейных ссор, ведь ее родители развелись год назад. Сначала она об этом молчала, но, когда мы немного подружились, стала рассказывать.
«Папа хотел играть в гольф, а мама настаивала на тренажерном зале, — сказала Пия. — Она всегда все делала ему назло».
Пия с мамой жили в том же доме, где располагался Торговый центр. Мама до сих пор там живет, только теперь одна. Еще у Пии был брат, молодой бравый солдат, который учился где-то за границей. Она происходила из старинного рода военных, папа был майором — тяжкая доля, по ее словам. Пия говорила, что когда-нибудь и сама станет пехотинцем.
В тот раз она оказалась дома. Мы заперлись в ее комнате, самой странной из всех, что я когда-либо видела. Там были лишь кровать, ночник и табуретка с книгами.
«У меня внутри такой бардак, пусть хотя бы снаружи будет порядок», — как-то раз сказала она.
Я была единственной во всей школе, кого она пустила к себе домой зa многие годы — с тех пор, как однажды мама уговорила ее устроить праздник в честь дня рождения. К ним нагрянула целая шайка миленьких малолетних фашистов, которые притащили картинки с лошадками и поп-звездами и хотели увешать ими все стены от пола до потолка. А один из них даже попытался положить ей на кровать розовую подушечку с рюшами, кружевами и надписью «Love».
Я рассказала ей о домашней буре и спросила, что мне со всем этим делать.
«Что делать? Приспосабливаться, черт побери! — ответила Пия. — Небось вообразила, что ты режиссер этой мыльной оперы. А теперь винишь себя в том, что из-за твоей ошибки они не хотят следовать сценарию. И собираешься носить им блюда с едой на кончике носа или накачивать себя героином, чтобы они заметили рядом с собой хоть что-то еще, кроме самих себя, и нашли бы повод поговорить о нем.
Их не поймешь, но ведь в церковных книгах черным по белому написано, что они старше, и если ты до их возраста не доживешь, то это твои проблемы. Почему ты решила во что бы то ни стало притащить Инго обратно? Может, ему лучше остаться прекрасным воспоминанием?»
— А как же Фунтик? — возмутилась я. — Хочу избавить его от субботних обедов в «Макдоналдсе», где он будет встречаться со своим папочкой. А если Инго заберет Фунтика с собой, я этого не переживу. Я превращусь в эдакую домашнюю дочку-клушу, которая развлекает свою мамочку до победного конца, хочет она того или нет.
— Тогда выселите Инго в мастерскую, пусть платит за нее арендную плату, и скажите, что с этого дня он будет сам добывать себе пропитание, пусть ловит маленьких диких птичек, — предложила Пия. — Твоя мама ведь из-за этого переживает, ей надоело тянуть лямку! Пусть он поймет!
— Понимаешь, у мамы для такого не хватит характера, — ответила я. — Она будет тайком бегать к нему по ночам с бутылкой вина и сосисками, потом оттуда послышатся хихиканье, вздохи и скрип раскладушки. Иногда я слышу, как они копошатся в спальне, тогда я выхожу и громко топаю туда-сюда возле их двери, просто из вредности.
— Тут я тебе и правда ничем помочь не могу, — ответила Пия. — В этом вопросе я просто невинный ребенок. Моя мама никогда не скрипела ни на какой раскладушке, во всяком случае, вместе с папой. В последние годы, пока они жили вместе, она вся аж зеленела, если он хоть пальцем до нее дотрагивался. Когда брат от нас уехал, она сразу же заняла его комнату и сделала новый ключ. Иногда по ночам я слышала, как отец стоит у нее под дверью и заискивающим шепотом просит впустить его, хотя было ясно, что он в бешенстве. Но она скорее сыграла бы в гольф, чем пустила его. Во всяком случае паттером. Не знаю, что бы она сделала, если бы он схватил ее и прижал вудом.
— Каким еще вудом и что за паттер? — спросила я.
— Вуд — это такая большая тяжелая деревянная клюшка для гольфа. Обычно он стучал ею в дверь. А паттер — легкая.
Было ясно, что Пия очень из-за этого переживает, хотя и пыталась шутить. Она сглатывала, прямо как Фунтик. Мы так ни до чего и не договорились.
Я вернулась домой. Сияющий Фунтик сидел на кухонном диванчике и читал комиксы про Дональда Дака, приканчивая пакетик с шоколадными конфетами «Дайм». Дверь в спальню была закрыта, оттуда доносилось хихиканье.
На этот раз все позади — по крайней мере, для меня и моей семьи.
Мне никогда не приходило в голову расспрашивать Пию о проблемах в ее семье. В любой момент я могла услышать, как она тихонько сглатывает. Почему я ничего для тебя не сделала, Пия? Так мне и надо, что ты от меня ушла. Я все понимаю. Во всяком случае, иногда.
МАРТ Чтоб тебе провалиться!
Думаю, с Пией что-то случилось примерно в то время, когда я погрязла в наших домашних разборках. Это было в начале марта, как раз во время каникул, я тогда впервые увидела Каменное лицо.
Это произошло после той самой истории с Хенриком.
Мы сидели у себя в классе и хвастались друг перед другом, кто что делал в каникулы. И вдруг Бетте заголосила:
— Вы только посмотрите на Хенрика! Куда это он так вытаращился? Это нечто!
Она ткнула в его сторону своим огромным, словно лопата, ногтем, выкрашенным в ярко-оранжевый цвет.
Все посмотрели на Хенрика. Все, кроме меня. Я и так все видела.
Он всегда садился так близко ко мне, как только осмеливался. Его длиннющее тело с вытянутыми руками и ногами было обращено в мою сторону, словно гигантский подсолнечник, словно цветок, который поворачивает голову к солнцу. В данном случае в роли солнца была я. Он все время смотрел на меня, не отрываясь, когда думал, будто его никто не видит. Смеялся любым моим шуткам и краснел, словно недозрелая клубника всякий раз, как я на него смотрела.
А я старательно избегала смотреть на него. Но я все знала. И Бетте, у которой был интеллект, как у прыща на лице, тоже.
Хенрик покраснел — клубника неторопливо созрела до темно-красного состояния. Он собрал свои конечности и, похоже, попытался завязать их морским узлом.
— Да ведь он на Линнею пялится! Хенрик, не стоит так вертеть руками, лучше обмотай ими Линнею, ведь ты об этом мечтаешь? — ядовито спросила Бетте.
Все заржали. Бетте победоносно оглянулась вокруг, словно гусыня, которая только что снесла золотое яйцо. Ей не часто удавалось сказать что-то смешное, а если и удавалось, то случайно.
Я доедала завтрак (макаронный пудинг с ветчиной). От одной только мысли о том, что Хенрик обмотает меня своими руками, мне было не по себе… Небось на пару-тройку витков хватит…
— Смелее, Линнея! Вы ведь на одних и тех же высотах. Теперь тебе не придется плясать вприсядку!
Это подала голос Анна София, преданная собачонка Бетте, выпустившая свои лиловые когти. Взять бы этих красоток за шкирки и стукнуть лбами, а потом раздобыть электропилу, распилить их на мелкие кусочки и спустить в унитаз.
