— Я хочу совершить ночной переход. Выйдем с наступлением темноты и будем идти всю ночь.
— Можно попробовать, — говорит он.
На следующий день они выходят с наступлением сумерек. Начинает моросить дождь, темнота поглощает их, память проваливается в дыру. Следующее, что я помню, это как они вдвоем, уже при безжалостном свете дня, карабкаются по горам. Они сошли с дороги и держат общее направление на запад. В этот обычный знойный день две маленькие фигурки прокладывают путь вверх, вверх, по глубоким расселинам и трещинам, полям и невысоким холмам, мимо деревень и маленьких речушек, густых зарослей кустарников и обширных лесных массивов, стремясь к вершине кряжа, откуда смогут начать спуск. Райнер ведет. Днем проходит дождь, короткий, но сильный ливень, однако жара не спадает. С обеих сторон поднимается пар, словно земля тлеет, и к концу дня воздух становится густым, горячим и наэлектризованным.
Дальше все происходит, кажется, очень быстро, устремляясь к некой цели. Они вы ходят на место, представляющееся крышей мира, как раз в тот момент, когда начинают опускаться сумерки. Прямо перед ними отвесное ущелье, за которым, словно рябь по воде, складка за складкой разбегаются горы. Темнеет неестественно быстро, и, когда они поднимают головы, становится ясно почему. Из двух разных точек горизонта на них несутся два мощных грозовых фронта, которые бурно сталкиваются у них на глазах. Небо заволакивает непроницаемо-черная пелена туч.
Теперь слишком поздно возвращаться назад или искать укрытие где-нибудь пониже. Через несколько минут разразится гроза, и они начинают лихорадочно устанавливать шесты, вбивать колышки и натягивать веревки. Ветер усиливается, в воздухе появляется странный металлический запах. Гром гремит не переставая. Они закрепляют палатку, забрасывают в нее рюкзаки и мечутся в поисках тяжелых камней, чтобы придавить брезент.
Все очертания мира искажаются и колеблются, впечатление такое, будто они летят сквозь космос. Каким-то спокойным внутренним взором он видит, как они одиноки и не защищены, маленькие прыщики на голой вершине горы. Молнии, нужно избавиться от всего металлического! В течение следующей пары минут они шарят в рюкзаках, вынимая металлические предметы, затем с руками, полными посуды, ножей и браслетов, выскакивают наружу, сваливают кучку металла во всклокоченном подлеске и бросаются назад. Но какое значение могут иметь эти смешные меры предосторожности, если палатка держится на металлических колышках; с ними уже ничего не поделаешь. Они едва успевают забраться в нее, как разражается гроза.
Никакой пример действия человеческой силы не подготовил его к буйству столь безликому и сокрушительному. Ветер, ливень, грохот. Земля сотрясается. Промежутки между вспышками молний и громом очень коротки и становятся все короче. Потом исчезают вовсе, и эпицентр грозы оказывается прямо над ними.
Эта картина становится кульминацией, моментом, к которому подводило все предыдущее. Он лежит ничком головой к дальней стене палатки, вжавшись в землю, закрыв уши руками. Вот сейчас, думает он, это случится, сейчас, сейчас. Между тем Райнер лежит по-другому. Приподняв голову, раздвинув и придерживая в таком положении входные створки, он с обычным своим выражением лица сердитого ребенка смотрит наружу, на ревущий и светящийся, словно диск луны, мир.
Рассвет прекрасен, в небе ни облачка. Он просыпается рано и выползает в царящую снаружи тишину. Кусты серебрятся от влаги, горы на фоне синевы неба вырисовываются четко и ясно. Сквозь чистый воздух взгляд с телескопической зоркостью различает мельчайшие детали горизонта. Сейчас они находятся очень высоко.
Райнер пробуждается чуть позже и оглядывается вокруг.
— Пожалуй, пойду пройдусь немного, — говорит он и уходит в сторону ущелья.
В ожидании Райнера он разжигает плитку, чтобы вскипятить чай, потом оценивает размеры вчерашнего ущерба. Некоторые веревки ослабли, укатилось несколько камней, придерживавших края палатки, но в целом палатка устояла. Должно быть, они удержали ее весом собственных тел.
Райнера все нет, поэтому он, чтобы занять себя, вытаскивает из палатки рюкзаки, начинает укладывать их. Из-за месива вокруг это занимает времени больше, чем обычно. Когда палатка свернута и засунута в чехол, выясняется, что не хватает нескольких колышков. Видимо, затерялись в мокрой земле.
Шагая напролом сквозь кустарник, возвращается Райнер. Своим молчанием он дает понять, что здесь, на вершине мира, среди гроз и горных пиков, он поистине слит с первозданной природой.
— Я нашел не все колышки.
— Гм, — мычит Райнер. Он наливает себе чаю и усаживается с чашкой на утесе, напряженно вглядываясь в даль.
Некоторое время он продолжает копаться в грязи, затем идет искать металлические вещи, которые они выбросили прошлой ночью. Он не может вспомнить, куда именно, сегодня все выглядит не так, как вчера в темноте. Наконец глаз улавливает серебристый блеск, и он приносит вещи обратно.
Наблюдая за ним, Райнер говорит:
— Ты боялся молний.
— Да. А ты нет?
Он качает головой, потягивая чай.
Я приготовил завтрак. Райнер выплескивает остатки чая и идет есть.
Они не разговаривают, между ними висит напряжение, словно остаток электрического кошмара вчерашней грозы. Райнер ест медленно, о чем-то размышляя и вперив взор перед собой. У него не хватает терпения ждать, когда тот закончит завтрак, и он снова начинает искать в земле недостающие колышки. Обернувшись, он видит Райнера стоящим на скальном выступе без рубашки и втирающим в кожу крем.
— Ты не поможешь поискать колышки?
— Я занят, — отвечает Райнер.
— Занят…
Он собирает грязную посуду, засовывает ее в пакет. К тому времени Райнер заканчивает втирать крем и начинает расчесывать волосы. Щетка вспыхивает на солнце, ее повторяющееся движение однообразно, оно бесит.
Он уходит чистить зубы. Когда возвращается, Райнер уже покончил с расчесыванием волос и надевает рубашку. Потом тоже выдавливает пасту на зубную щетку и уходит.
Несколько минут спустя он возвращается быстрым энергичным шагом:
— Я готов. Пошли.
— Еще не все колышки.
— Что?
— Колышки.
Райнер раздраженно цокает языком, вздыхает, подходит к месту, где стояла палатка, и начинает осматривать уже утоптанную землю. Через несколько минут говорит:
— Оставь их.
— Что?
— Оставь. Приспособим вместо них что-нибудь другое.
— Это не моя палатка. Я за нее отвечаю.
— Что делать, они пропали. Я их не вижу. Идем, мы и так потеряли уйму времени.
Он смотрит на него, и откуда-то из глубины поднимаются слова протеста.
— Ты ничего не сделал, — говорит он.
— Что?
— Ты ничего не сделал. Сегодня утром все делал я. И я хочу найти остальные колышки.
