Понадобился еще час, чтобы добраться до дороги. Ими уже овладела глубокая усталость, они садятся возле какого-то дома отдохнуть. Время от времени мимо проезжают машины, они могли бы проголосовать, но это скомпрометировало бы поставленную цель, поэтому спустя недолгое время они снова идут. На небе сегодня ни облачка, чудовищная жара наваливается сверху, прижимая к земле. Они останавливаются у магазина на склоне горы. Теперь уже совсем не осталось ни воли, ни энергии, чтобы идти дальше, и они садятся на цементной веранде. На миг он теряет сознание, а ведь проделана еще только половина пути.
Когда они отправляются снова, то вначале идут по проселку, который поднимается от густонаселенного плато, потом по горной пустоши, безлюдной, сколько видит глаз, ничто здесь не движется, только они, да и то едва-едва. Они очень устали. Безжалостный подъем, который они преодолевали с самого утра, вымотал их вконец, и хотя сейчас они следуют по пологому спуску, мышцы напряжены до предела, в подобной ходьбе нет никакого удовольствия. Даже Райнер его не испытывает. Нигде никаких дорожных указателей или поселений, по карте невозможно определить, где они находятся. Я вглядываюсь в пространство впереди в надежде рассмотреть Симонконг, он где-то близко, мы, конечно же, должны были уже дойти до него, но за каждым следующим поворотом снова дорога, разворачивающаяся перед ними, словно судьба. Навстречу на осле двигается человек, кутающийся в одеяло и в немыслимо широкой шляпе басуто[4]. Он проезжает мимо, не обратив на них ни малейшего внимания. Дорога становится круче, они снова спускаются от самой высокой точки в горной гряде, солнце садится за вершины.
Оборотной стороной крайней усталости является слабость настолько острая, что становится совершенно безразлично, где ты и что делаешь. К вечеру эта слабость накатывает на него неотвратимо, он чувствует апатию, напоминающую сон. При свете полной луны он проходит мимо лошади на лугу. Никакая другая картинка из этого путешествия не представляется ему такой редкой и такой яркой: зеленая трава, похожая на блестящее оперение, мирно дремлющее животное в профиль, белый круг луны над головой, словно Бог. Уж теперь-то они точно скоро должны быть на месте. Но наступает ночь, нигде ни огонька, а они продолжают идти.
— Все, хватит, — говорит он Райнеру. — Почему мы не можем остановиться?
— Здесь? — Райнер оглядывается вокруг. Даже его искаженное и покрытое трещинами лицо не может скрыть искушения, но он не сдается: — Мы ведь совсем близко и проделали такой долгий путь.
У подножия горы дорога выравнивается, уже скоро, уже скоро. Они идут не останавливаясь, потому что если присядут, то не смогут встать. На дамбе птицы взлетают, когда они проходят мимо, их дикие крики в ночи как голос земли, призывающий: остановитесь, остановитесь немедленно. Они не останавливаются, окружающий пейзаж теперь движется по собственной воле, его движение не имеет никакого отношения к их ходьбе, высоко над головой звезды незаметно складываются в таинственные узоры, идеальный круг луны катится, будто потерянный обруч, и исчезает. Ближе к полуночи они ощущают подъем дороги, и впереди становятся различимы низкие плоские контуры и разбросанные тусклые огни города. Где-то залаяла собака, ее лай подхватывают другие, волна рычания и воя несет их по улицам — кто эти бродяги, вторгшиеся из темноты?
Дорожный указатель. Они следуют ему. Пройдя через город, выходят из него с противоположной стороны. Дорога уходит вниз, в узкое ущелье, и пересекает реку; в нижней точке они добредают до погруженного во тьму кемпинга, состоящего из разбросанных бунгало. Звонят, кто-то выходит, они слишком устали, чтобы разбивать палатку, поэтому снимают комнату и валятся на кровать.
— Мы это сделали, — говорит Райнер, — мы смогли.
Но подсознательно он понимает, что слишком туго натянул поводья.
Здесь они проводят два дня. Утром, выбравшись из бунгало, расставляют на траве палатку. Кемпинг окружен лесной полосой, за ним река, темным пивом текущая между скал.
Теперь они почти не разговаривают. Оба пришиблены этим долгим переходом, их ноги в ссадинах, мышцы болят, кожа на спинах стерта тяжелыми рюкзаками. Но реагируют они на этот эксперимент совершенно по-разному. Райнер кажется помолодевшим, для него цель состояла в том, чтобы перебороть свою слабость, и цель была достигнута. Он уже планирует следующий этап их путешествия. По хорошей дороге, если идти весь день, они могут достичь некоего места. Между этим местом и конечным пунктом второй петли, то есть второго этапа их маршрута, находится горная гряда, через которую не проложено дорог. Если они немного изменят маршрут и возьмут чуточку южнее, то попадут на дорогу, которая прямиком приведет их туда, куда они стремятся попасть, но это слишком просто.
— Давай пойдем через горы, — предлагает Райнер. — Два, ну три дня, и мы на месте.
Я тупо смотрю в карту.
— Я бы предпочел более длинные переходы, — говорит Райнер. — Как этот последний. Что ты думаешь? Набираемся сил, совершаем большой бросок, потом несколько дней отдыхаем.
Он кивает, отворачивается, что-то отмерло у него внутри. Усталость от долгого перехода никогда не уйдет из тела, она пробрала его до самых костей. Он бродит вокруг кемпинга, пытаясь воспрянуть, думает обо всем и ничего не может решить, он стирает в реке одежду и раскладывает ее на камнях сушить. Потом сидит на солнце, слушая журчание воды, читает. В чужой комнате ты должен опорожнить себя для сна. Пока не опорожнил, то, что есть в тебе, — ты. Если опорожнил себя для сна, тебя нет. А когда наполнился сном, тебя никогда не было. Слова доходят до него откуда-то издалека. Он откладывает книгу и разглядывает необычных длинноногих насекомых, снующих по поверхности реки, они лихорадочно мечутся взад-вперед, проживая всю свою жизнь на пространстве, ограниченном метром-двумя, они ничего не знают о нем и его невзгодах, даже сейчас понятия не имеют, что он наблюдает за ними, их отличие от него абсолютно.
* * *
Владелец кемпинга — толстый мужчина по имени Джон. Он рассказывает им о великолепном виде, который открывается с места, расположенного в полутора часах ходьбы. Не пропустите, это действительно нечто! Добравшись туда, они видят, что он их не обманул, вид и впрямь потрясающий, река, на берегу которой они живут, переливается через утес и исчезает в бездонной пропасти. Он ложится на живот и заглядывает за край утеса. Водопаду не видно конца. Ошеломляющее, головокружительное низвержение воды своей неотвратимостью напоминает смерть.
Он отползает от края, встает на ноги и видит, что Райнер стоит немного поодаль на валуне у самого края обрыва, наклонившись над бездной. Не оформленное в слова, в голове его мелькает смутное желание столкнуть. Короткое, без усилия, движение рук, и его нет. Откуда эта мысль об убийстве, всплывшая так обыденно среди обрывков повседневных размышлений и снова куда-то исчезнувшая?
— Вот что мы должны сделать теперь, — говорит Райнер. — Завтра.
— О… И что же это?
