Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
– То есть финансового интереса нет?
– Я бы сказал, что пока не просматривается.
– Тогда еще два вопроса. Первый: насколько велик будет эффект?
– Я думаю, как минимум парламентское расследование, отставка министра внутренних дел, дальше прогнозировать трудно.
– И это все из-за какого-то Хамадова?
– Не совсем, Виктор Петрович. В Лондоне много людей, недовольных тем, что в угоду краткосрочным политическим интересам предоставляется убежище очень сомнительным людям, которые не просто продолжают заниматься политической деятельностью, но круто замешивают ее с деятельностью террористической и продолжают при этом спокойно наслаждаться жизнью. И это в то время, как какую-то арабскую телку суд присяжных признает виновной в том, что она писала в тетрадке стихи про терроризм, а судья дает ей три года. Они даже название придумали – Romantic terrorist. Англичане, конечно, привыкли к двойным стандартам, но только пока те не позвонят к ним в дом накануне Рождества. Тогда все очень расстроятся.
– Про романтическую террористку – это вы серьезно?
– Вполне. Могу поднять материал.
– Дмитрий Сергеевич, вам не материал надо было поднимать, а по всем каналам эту историю рассказать, про семью, которая кормилась с ее зарплаты, и так далее. Не мне вас учить. Ну разве можно такие шансы упускать?
Вот всегда с ним так. Не знаешь, с какой стороны ждать укола. И ведь прав, ничего убедительного не ответить, кроме: «Виктор Петрович – это ведь не мой вопрос, сами знаете…»
– Знаю. Но считаю, что борьба с врагом – это наш общий вопрос и на отделы не делится.
– Согласен. Думаю, еще не поздно поднять тему. Месяца два всего прошло.
– Вот это другой разговор. Свяжитесь там с кем надо и проследите, чтобы грамотно отработали. Второй вопрос такой: какова вероятность, что демократическая британская пресса возьмет и не напечатает?
– Оцениваю как нулевую. Испугаются, что в другое место материал уйдет, узнают, что они отказались, и так далее…
– Есть, значит, в демократии свои плюсы?
– Или минусы.
– Ну да, как посмотреть. Но в конкретном случае скорее плюсы. И пакет документов у нас такой, что вопросов о его достоверности возникать не должно.
– Не должно. Они и есть достоверные.
– А когда человека спросят, откуда он эти документы взял? Не по почте же прислали?
– Могли, кстати, Виктор Петрович, и по почте прислать. Могли позвонить и обозначить банковскую ячейку. Человек авторитетный, репутация у него хорошая, можно сказать, борец за правду, газета уважаемая, ну к кому, как не к нему, обращаться?
– И все-таки кто обратился?
– Он не знает.
– И вас, соответственно, не сдаст?
– Не имеет для него никакого смысла. Ну а если и сдаст. Пусть это я назвал ему ячейку в банке, так и что? Мне кажется, все чисто. Он ведь преступления никакого не совершал, деньги ни у кого не брал, честно делал свою работу. Даже за обеды пополам расплачивались – ну правда, нечего ему предъявить. А если сильно давить начнут, так для нас же и лучше. Он парень непростой – еще чего-нибудь напишет.
– Хорошо. Убедительно. Теперь давайте про вашего друга Дугаева. Я читал ваши отчеты, по ним вопросов нет, но хотелось бы личные впечатления послушать.
Дмитрий Сергеевич взял паузу, прежде чем начать рассказ. Напряжение ушло, будто воздух прохладного кабинета нагрелся на пару градусов, и даже Георгий Алексеевич, мирно попивающий чай из фарфоровой чашки, теряющейся между его пальцами, не казался таким уж страшным. Но ведь это иллюзия, ничего не изменилось, и расслабиться нельзя ни на секунду.
– Дмитрий Сергеевич, мы понимаем, что это для вас несколько непривычная ситуация, и общее мнение такое, что справились вы с ней достойно. Так что не смущайтесь, рассказывайте. Еще раз говорю: меня интересуют ваши личные впечатления.
– Ахмед, то есть Дугаев…
– Пусть будет Ахмед.
– Хорошо. Первое впечатление – он устал.
– Это очень хорошо изложено в вашем отчете в части, касающейся причин усталости. Меня же интересует, в чем она выражается.
– В первую очередь, в нюансах поведения. Он будто все время следит за собой. Как будто смотрит в зеркало – я все такой же крутой? Я все такой же крутой? Трудно сформулировать – как шутит, как без повода начинает угрожать, как смотрит по сторонам. Я думаю, вы понимаете, что я имею в виду.
– Да. То есть вы хотите сказать, что появились признаки неуверенности?
– Полагаю, что да.
– Вы встречались последний раз…
– В Риме.
– Он не заметил наблюдения?
– Думаю, что нет.
– Хорошо. Несладко вам пришлось, Дмитрий Сергеевич.
– Да, честно скажу, было непросто.
– Понимаю. И если ваши наблюдения справедливы, то наша задача – нагнетать темп, чтобы увеличивать вероятность ошибок, так я вас понял?
– Да, совершенно верно.
– А у вас не сложилось впечатление, что Дугаев устал вообще, что он осознал бессмысленность всего этого кровопролития, что он просто ищет мученической смерти, героической смерти, потому что не видит иного выхода и боится признаться себе в этом? Вижу, что у вас нет ответа. Да это и неважно, впрочем. В целом план остается неизменным, а корректировки по ходу все равно придется вносить. Так, спасибо, Дмитрий Сергеевич, думаю, вы можете быть свободны, а мы тут с Георгием Алексеевичем пообсуждаем, как лучше обустроить быт господина Дугаева во время его пребывания на территории Российской Федерации. Отчаянный он все-таки мужик, согласитесь? Взял и приехал. Понимает ведь, что капкан, и все-таки приехал. Очень интересно с психологической точки зрения…
Это уже без него. Все вроде хорошо, спокойно и дружелюбно, а все равно выходишь, и рубашка мокрая. Хорошо, что не штаны. Что-то от них исходит такое: смотрит вроде ласково, а очко сжимается. Интересно, а между собой когда разговаривают – то же самое или нет?
За эти пять лет Дмитрий Сергеевич привык жить в двух параллельных мирах, которые, согласно новым математическим веяниям, все-таки где-то время от времени соприкасались. Да и как им было не соприкасаться, когда их мир становился все более компактным, тесным и взаимозависимым. Их мир – это был тот мир, в котором в конечном счете все делалось ради очень больших денег. Их мир уже давно прошел стадию общества потребления, потому что каждый из них по многу раз потребил все, что мог потребить: квартиры, машины, лодки, самолеты, женщин и мужчин. Их мир был миром потребления власти. В прошлом веке осталась мысль о том, что на Западе деньги дают власть, а на Востоке власть дает деньги, потому что и там и там в результате становилось еще больше власти и еще больше денег.
Прорешав по пути от двери особняка до двери автомобиля несложную задачу, где лучше принять душ и переодеться – дома или в офисе, Дмитрий Сергеевич остановился на последнем. Домой не хотелось, хотя он не любил себе в этом признаваться, потому что имел такую теорию, что как только о плохом начинаешь думать, так оно как-нибудь пролезет. Не в дверь, так в окно. Не в окно дома, так в окно монитора. Он не то что не любил признаваться, а вообще не допускал даже мыслей о том, что в последние годы семейная жизнь совсем разладилась. С прошлого лета, когда девятилетняя дочка со слезами и истериками была отправлена учиться в Швейцарию, очень мало осталось объединяющего. А разъединяющего, наоборот, становилось все больше и больше. На вопрос любого человека Дмитрий Сергеевич, не задумываясь, ответил бы, что жену любит, и он по-своему, конечно, ее любил, но все мы любим по-своему. Никто не смог бы привести ни одного примера из жизни Дмитрия Сергеевича, доказывающего, что он жену не любит. Но жена в какой-то момент себя в этом убедила, и вот все пошло куда-то не туда. И сейчас, в час дня, велика была вероятность застать жену между первым и вторым стаканами апельсинового сока, что само по себе неплохо для здоровья, но беда была в том, что тайком в сок добавлялась водка, отчего на когда-то красивом лице появлялся нездоровый румянец, а в глазах такой же нездоровый блеск. И так до трех стаканов сока, а то и больше. По-хорошему, конечно, нужно было поговорить и уговорить в той же Швейцарии или Германии полечиться, заняться собой, лицо подправить, бедра, живот, грудь – по-хорошему-то все уже надо было в порядок приводить. Но трудность-то и была – начать разговор. Действуя в бизнесе жестко и безжалостно, не лишенный даже и некоторого коварства, Дмитрий Сергеевич был совершенно беспомощен в той области человеческих отношений, где инструменты требовались более тонкие. Он про эти инструменты ничего не знал, а может быть, даже не догадывался об их существовании.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
