Поскольку солдаты все-таки пропускали начальство вперед, в первых рядах оказались наиболее уважаемые командиры из числа Соратников вкупе с офицерами македонской конницы и пехоты, каких также занесло в зал. Всех их объединяли сейчас лишь свойственные растерянным людям чувства глубокой тревоги и раздражения. Все они сознавали, что их войско находится в завоеванной стране, а до родины еще полмира. Они отправились сюда, твердо веря в Александра, и только в него. И больше всего нуждались сейчас не в царе, а хоть в каком-нибудь предводителе.
Как только двери закрылись, взоры всех воинов устремились на господствующее возвышение. Там, как и прежде, они увидели известных мужей, ближайших друзей Александра, стоявших вокруг трона, древнего вавилонского трона; его резные подлокотники украшали ассирийские настороженные быки, а на обновленной для Ксеркса спинке поблескивало крылатое всепобеждающее светило. Еще недавно они видели там невысокого, ладно скроенного искрометного человека, нуждавшегося в скамеечке для ног и сиявшего как алмаз в слишком большой оправе под распростертыми над его головой крыльями Ахура-Мазды. Сейчас трон пустовал. На спинке висела царская мантия, а на сиденье лежала корона.
Тихий скорбный вздох пронесся между колоннами зала. Птолемей, любивший на досуге углубиться в поэзию, подумал: вот пик трагедии. Сейчас распахнутся задние двери, и появившийся хор подтвердит, что страхи оправданны и что царь действительно умер.
Пердикка вышел вперед. Он начал с сообщения, что все здесь собравшиеся друзья Александра были свидетелями того, как перед смертью царь передал ему царский перстень, но, будучи лишенным дара речи, не смог сказать, какими полномочиями его наделяет.
— Он сосредоточенно смотрел на меня, — продолжил Пердикка, — явно желая что-то сказать, но голос отказал ему. Посему, мужи Македонии, вот этот перстень. — Он показал кольцо всем и положил его рядом с короной. — У вас есть право выбрать нового правителя согласно нашим древним законам.
По залу, точно в театре, пронесся напряженный смутный гул восхищения. Пердикка молчал, по-прежнему стоя на переднем плане, как хороший актер, выдерживающий паузу перед очередной репликой. Птолемей отметил, что на его обычно настороженном и высокомерном лице сейчас застыло выражение незыблемого достоинства. Маска, но маска, умело подобранная и… уж не царственная ли, а?
Пердикка продолжил:
— Всем нам понятно, что наша утрата безмерна и невосполнима. Мы знаем, что немыслимо передать трон человеку, не принадлежащему к царскому роду. Роксана, жена Александра, уже пятый месяц вынашивает дитя. Так вознесем же молитвы богам, чтобы они даровали ей сына. Когда он родится, мы будем с надеждой ожидать его зрелости. А пока вам нужно решить, кому вы хотите вручить бразды временного правления. Выбор за вами.
Народ растерянно перешептывался; полководцы на возвышении встревоженно переглянулись. Пердикка не успел представить следующего оратора, как внезапно без всякого объявления вперед выступил Неарх, главный флотоводец, сухощавый критянин с тонкой талией и загорелым обветренным лицом. Непомерные тяготы исследовательского водного похода вдоль берегов Гедросии добавили ему десяток годков, но он выглядел крепким и жилистым пятидесятилетним мужчиной. Люди притихли, желая послушать его; как-никак он встречался с глубоководными чудовищами и обратил их в бегство ревом труб. Непривычный к публичным речам Неарх поразил всех мощью голоса, каким он обычно приветствовал в море экипажи своих кораблей.
— Македонцы, я хочу сообщить вам также еще об одном наследнике Александра, которого ждет его жена Статира, дочь Дария. Побывав последний раз в Сузах, царь оставил ее в тягости. — Послышались удивленные, обескураженные крики; он резко повысил голос, как частенько делал это во время шторма. — Вы все видели их свадьбу. Вы видели, что это была настоящая царская свадьба. Он намеревался привезти Статиру сюда. Так он говорил мне.
Эта совершенно неожиданная новость о женщине, которая, промелькнув на свадебном пиршестве в Сузах, сразу вернулась к тихой гаремной жизни, вызвала волну смущения и разочарования. Вдруг чей-то грубоватый голос спросил:
— Эх… а говорил ли он что-нибудь об этом своем отпрыске, а?
— Нет, — сказал Неарх. — Я полагаю, он намеревался воспитывать обоих своих сыновей и выбрать потом из них лучшего. Но он не дожил до их рождения, а ребенок Статиры принадлежит к его царскому роду.
Он отступил назад, больше ему нечего было сказать. Он сделал все, что считал должным. Глядя на море голов, адмирал вспомнил, как отощавший до костей за время ужасного перехода по пустыням Гедросии Александр приветствовал его, когда он целым и невредимым вернулся со всем царским флотом из последнего плавания, как обнял его со следами облегчения и радости, блестевшими в глубоко запавших глазах. Неарх с детства проникся к нему безоговорочной неизбывной симпатией; годы, проведенные с Александром, были, видимо, лучшими в его жизни, и он пока не мог даже представить, как скоротает ее остаток.
Пердикка в ярости стиснул зубы. Он четко и ясно предложил всем выбрать регента — разумеется, имея в виду лишь себя. А теперь люди, забыв о его предложении, принялись обсуждать вопросы престолонаследия. Два нерожденных пока что ребенка вполне могли оказаться девочками. Так бывало в этом роду. От Филиппа пошел целый выводок дочерей. Регентство сулило огромные перспективы. Сам Филипп начинал как регент при малолетнем наследнике, но македонцы, не тратя попусту время, избрали его царем. В Пердикке, кстати, тоже течет немалая толика царской крови. А чего добился Неарх? Совершенно запутал и без того растерянную толпу, и только.
Дебаты становились все более шумными и язвительными. Многие уже кричали, что если Александр и совершал какие-то ошибки, так лишь потому, что шел на поводу у персов. Чересчур помпезная свадьба в Сузах давала гораздо больше поводов для опасений, чем походная свадьба с Роксаной; впрочем, такого рода союзы его отец заключал неоднократно. Все снисходительно терпели даже этого плясуна-перса, как терпели бы и домашнюю обезьянку или там собачонку, но почему же он для начала не женился как подобает, почему не взял девушку знатного македонского рода, вместо этих двух чужеземок? А теперь вот что из этого получилось.
Одни заявляли, что надо признать любого его отпрыска, даже с примесью варварской крови. Другие говорили, что еще неизвестно, признал ли бы он сам их обоих. А теперь можно не сомневаться, что если эти его жены разрешатся мертворожденными младенцами или девочками, то их тайно подменят на мальчиков. Никто не собирается ползать на брюхе перед персидскими подкидышами…
В скорбном гневе наблюдал Птолемей за разбушевавшимися сородичами, мечтая поскорее убраться отсюда. Как только смерть Александра стала свершившимся фактом, он понял, какая судьба привлекает его. С тех самых пор, как египтяне с распростертыми объятиями встретили Александра, провозгласив его освободителем от персидского рабства, эта страна очаровала Птолемея великолепием своей древней культуры, колоссальными памятниками и храмами, а также изобилием, подпитывающимся плодоносной рекой. Оборона Египта, подобного острову, не составила бы особых хлопот: с одной стороны его защищало море, с другой — бескрайние пустыни; оставалось лишь завоевать доверие египтян, чтобы спокойно и уверенно править ими. Пердикка и остальные полководцы с радостью отдадут ему эту сатрапию; им нужно убрать его с дороги.
