— Стало быть, людишки есть?
— Дюжины, поди, четыре, не менее, — потер лоб воевода. — Рыбкой Переславль кормится, мужики в окрест торгуют. Святых отцов в Троице-Сергиеве потчуют, в Москву отряжают.
Царь перебил его:
— Вели пригнать сюда лодьи три-четыре немедля.
— Дозволь, государь, — замялся Собакин, — в Никитском монастыре настоятель к обеду ждет, как прикажешь?
— Как сказал, святые отцы подождут. Мы здесь поснедаем, а заодно и окунемся, вон жарища-то палит. — Петр поманил Федора Апраксина: — Покуда займись, Федор, стряпней.
Апраксин ускакал с воеводой в село. Оттуда уже спешил навстречу староста. Узнав, в чем дело, побледнел, затрясся:
— Как же так, сам государь великий в наше-то захолустье. Апраксин его успокоил:
— Тащи котел, пшено, ежели сыщется, говядинки, хлебушка.
— Все, батюшка, отыщем.
Искупались, разожгли костер, сварили щи, кашу. Явился воевода с бородатым, но моложавым головой рыбной слободы Кузьмой Еремеевым. Соскочив с коня, тот бухнулся в ноги царю. Собакин доложил, что следом плывут три лодки с Трубежа. Едва успели поесть каши, как издалека послышались неторопливые всплески…
Чуть задремавший в тени под березой Петр быстро вскочил, широко расставив ноги. Рядом выросла фигура Федора Апраксина. Из-за мыска вытянулась цепочка лодок.
— Гляди, Петр Лексеич, величиной с ботик наш, поди, — проговорил Федор, — кажись, и машт есть.
Петр поманил голову:
— Где твои люди сподобили сии лодки?
— Их здеся, на Трубеже, государь, — поклонился Кузьма, — слободские плотники наши переславские испокон веков ладят. Щеглу-то помогли умельцы с Беломорья.
Тем временем лодки подошли, рыбаки спрыгнули в воду, зашуршал песок под днищем. Царь, подвернув штаны, залез в воду, обошел лодку вокруг, похлопал ладонью по борту, покачал мачту.
— А ну, — глянул на стоящего рядом Меншикова, потом на Кузьму, — попытаем!
Петр поманил Апраксиных:
— Лезай в одну лодку ты, Федор, бери Федосейку. Пойдете следом за нами. Ты, Петруха, в другую, в подмогу на весла Якимку.
Не успел царь перевалиться через борт, как за ним рванулся Меншиков. Лодка сильно накренилась, закачалась.
— Куда прешь, черт, все следом! — закричал чуть побледневший Петр. — С другого борта надобно. Это тебе не на Яузе.
Ухмыльнувшись в бороду, Кузьма зашел с носа и неторопливо развернул лодку. Налег широкой грудью на корму, лодка заскрипела, медленно пошла вперед и через мгновение заколыхалась на чистой воде. Толкнув еще раз, Кузьма через кормовую доску ловко взобрался в лодку.
— Так-то вот, государь, сподручнее, через корму лодку не раскачаешь, да и опаски поменее. — Еремеев полез на нос к мачте, оглянулся на корму.
Петр согласно кивнул: мол, все правильно, учи неучей.
Все три лодки, чавкая веслами, отошли от берега. Апраксин следил, как, проворно перебравшись на переднюю банку, голова приладил весла, крикнул:
— Разбирайте весла! За нами следом!
Апраксин сел рядом с кормщиком:
— Как звать-то?
— Антипом кличут, государь. — Рыбак покосился на шелковую косоворотку Федора.
— Зови меня сударь. — Федор кивнул Скляеву: — Берись за весла, Федосейка, не отставать же нам от государя.
Мерно всплескивая веслами, лодки одна за другой отошли от берега.
Апраксин положил ладонь на кормило, короткое широкое весло, которым правил кормщик:
— Позволь-ка я править испробую.
Кормщик молча ухмыльнулся, подвинулся в сторону. Спустя полчаса, где-то на середине озера, на передней лодке перестали грести. Вспотевший Скляев бросил весла, глянул на красные ладони.
— Федор Матвеев, как бы волдыри не вскочили.
— А ты тряпкой обмотай весла-то.
Апраксин подошел вплотную к передней лодке. Следом подошла и третья, с Петром, стали борт о борт.
В знойной тишине, двигаясь по инерции, едва слышно шуршала бортами лодка. Петр встрепенулся, сбросил дремоту, оглянулся. Берег маячил где-то вдалеке, маленькие смешные фигурки бегали по нему, размахивая руками. Раздув ноздри, он глубоко втянул воздух, посмотрел на Апраксина:
— Чудно, Федор. Такой благодати еще не взвидел.
— Озерко пахнет, — прищурившись на солнце, нараспев проговорил Кузьма.
Все молчали, словно завороженные. Глянув на московских гостей, Кузьма улыбнулся:
— Дозволь спросить, государь. — Петр кивнул. — Впервой на озерке или как? — с затаенной хитрецой прищурился Еремеев.
— Впервой, все мы впервой. — Петр тряхнул плечами, зажмурился от яркого солнца.
Внезапно вода вздрогнула, заиграла яркими бликами, пошла легкая рябь.
— Полуденник, ветерок-от. — Кузьма повернулся у царю, взмахнул рукой в сторону Веськова: — С летника идет.
Петр посмотрел на воду, выставил ладонь на ветерок, нетерпеливо передернул плечами:
— А што, может, с парусом попытаем?
Еремеев оглянулся, прищурился, поскреб затылок:
— То можно.
Молча вытащил лежавшую на днище длинную перекладину с притянутым к ней парусом, разложил на лодке, разобрал снасти. Не спеша отвязал от мачты подъемную снасть, поманил Меншикова:
— Гляди, как парусину крепят до щеглы.
Кузьма оттолкнул лодку Апраксина:
— Отстаньте подалее, следом за вами гребите сколь поспеете. — Кормщик кинул взгляд на парусину и крикнул: — Пошел парус! Подымай!
Меншиков торопливо потянул за веревку, перекладина бойко поползла вверх по мачте, расправляя холстину.
— Теперича Еремейка в раж войдет, — ухмыльнулся Антип, — горазд свой ум выставлять.
— На то он и голова, — строго заметил Апраксин. — Федосейка, берись-ка за весла.
Кормщик привык в своей ватаге высказываться не спросясь:
— Нам за ними ни в жисть не угнаться, надобно к бережку бы иттить.
«Ишь ты, рыбацкая закваска, — усмехнулся Апраксин, — лезет со своим не спросясь».
— Когда придет надобность, и к берегу пристанем. — Апраксин развернул лодку по направлению к далеко ушедшему паруснику. — Ты сам-то с парусом в ладах?
Кормщик сердито вскинулся:
— Какой рыбак с парусиной не совладает? Неча ему в море-то хаживать, на берегу невод разве тянуть, если с удой промышлять.
— На море-то бывал сам?
— Как не бывать, в Архангельском не одно лето отхаживал за рыбкой смолоду.
Апраксин подвернул лодку, парусник, видимо, набрал хороший ход и пошел к противоположному берегу.
