И вот радио орет на всю катушку: новости с дорог; семь семнадцать; прогноз погоды, чудный летний день.
Снеговик хмурится.
Сменим на Брамса — снеговик начинает притопывать в такт снежной ногой.
Последний тест: протягиваешь руку для рукопожатия.
Снеговик не хочет.
Конечно, он не хочет! Это было бы слишком короткое и тающее знакомство. Вместо этого…
Ты берешь чайник и льешь кипяток на тыльную сторону ладони. И…
Ничего, ничего. А потом боль, боль… Боль.
— О’кей, — говоришь ты вслух. — Это не сон. Я совершенно уверен, что это не сон.
То есть либо в кухне стоит снеговик, либо тебе нужно выпить.
В кухне тепло, не так ли? И становится все теплее.
Тебе нужно выпить. Тебя уже трясет. Смотри. Выпить. Бренди. Или это, или снежное безумие. А тут так тепло…
Бутылка, стакан… За тебя, мой омерзительный!
И ничего. Ничего. Только снеговик смотрит.
Он не исчез. Он смотрит. Бренди тебя не взял. Не сильно. Совсем не взял. Но как становится жарко!
Еще бренди, побольше. Снова за тебя.
И снова ничего. Бренди совершенно не берет, и ты начинаешь потеть. Снеговик по-прежнему смотрит — если угодно, заинтересованно.
Еще один бренди, еще больше — и не останавливаться до самого дна.
— За тебя, исчезающий вид, — предлагаешь ты. А вот теперь, если угодно, снеговик выглядит немного обиженным.
Жара непереносима: пот стекает в глаза, течет по рукам. Ты вытираешь лоб; ты расстегнул рубашку. Ты с трудом дышишь — а снеговик тем временем продолжает смотреть, спокойный, не тающий.
Злее и злее, с каждым глотком — все жарче.
Бутылка пуста. Ты поджариваешься. Тебе нужен этот снеговик. Очень нужен. Рядом с ним холод так приятен. Тебе нужно дотронуться до него. Тебе нужно почувствовать его льдистый лоб рядом со своим — тебе нужна эта снежная прохлада.
Шаг в его сторону — ближе. Еще шаг. Ты протягиваешь руки, чтобы дотронуться до него; ты кладешь на него руку. Ты сильно нажимаешь на него рукой, и он начинает таять. Ты вонзаешь в него ладонь. Ты рубишь его вытянутой рукой. Ты хватаешь пригоршни снега и растираешь его на своих горящих лице и груди. Ты убиваешь его.
Неожиданно — звонок. Ты замираешь на мгновение, пойманный на месте преступления.
Звенит дверной звонок.
И тогда ты начинаешь громко смеяться, понимая, что никому ничего не узнать: улик не будет. Тебе нечего будет скрывать! Ты будешь терзать снеговика, пока он полностью не растает. Пусть звонок звенит, ты откроешь, когда…
* * *
Семь часов. Звенит будильник. Утро понедельника. Мэри отключила его и снова легла.
— Боже, как я устала! Понедельники!
Было чудное летнее утро, а ты чувствовал себя отвратительно. Ты не ответил жене, лежал тихо. У тебя достаточно дел — просто лежать и чувствовать себя отвратительно.
— Тебе пора вставать, Моррис, — проговорила она. — Уже почти пять минут и…
— Знаю, знаю, — прервал ее ты, но не зло. Ты не был зол.
— Просто напоминаю. — Мэри повернулась и поцеловала тебя.
Время вставать. Нужно вставать. Понедельник, утро в стиле «Мажестик»: новые одежды на новую неделю. Еще одна бисквитная неделя.
Ты стал одеваться.
— Ничего, если я открою занавески? — Ты стоял у окна.
— Почему нет? — ответила Мэри. — Похоже, на улице солнце.
Она была права. Солнце уже успело нагреть окна — даже до деревянной рамы было приятно прикасаться. За окном та часть лужайки, которая ближе к дому, была ярко освещена, а другая оставалась в ранней утренней тени. Занавес поднят, как для первой сцены, подумал ты про себя: летний день, бисквитный день, восхитительный день!
— Я поставлю чайник, — сказал ты и отправился вниз.
Ты зашел в кухню и включил радио, заполнившее помещение концертом Вивальди — опус 3, номер 8 для двух скрипок. Один из твоих любимых. Было очень тепло, поэтому, налив воду и поставив чайник на газ, ты открыл заднюю дверь. Постоял несколько мгновений на свежем воздухе, глубоко вдыхая, потом зашел назад, чтобы положить хлеб в тостер.
Умылся и вернулся в кухню как раз вовремя, чтобы перевернуть тост.
Ты налил воды в заварочный чайник, чтобы подогреть его, и когда возвращался после того, как опорожнил его, вспомнил про снеговика.
Конечно! Снеговик в кухне!
Ты рассмеялся про себя, продолжая готовить чай — три чайные ложки: одну на себя, одну на Мэри и одну на чайник.
Странно, подумал ты про себя. Было на самом деле жарко, и вдруг — снеговик…
Неожиданно, наливая воду, ты вспомнил ту часть, которая доказывает, что это не сон. Все очень странно. Ты встал с постели и пришел в кухню, как обычно, заварил чай и приготовил тост, умылся, а потом этот снеговик. Ты заваривал чай, и все было настолько реально, насколько…
На мгновение ты остановился, поставил чайник, хотя еще не наполнил чайничек для заварки, и заметил вполголоса: «Реально, как сейчас». Сделал короткую паузу, посмотрел вокруг — но, конечно, ничего не было. Никакого снеговика. Только кухня: кастрюли, сковородки, плита, стол, стулья, постеры на стенах. Все как и должно быть.
Ты продолжал заниматься чаем, долил остатки воды и тогда вспомнил, что во сне все было именно так же, как и должно быть. Кроме снеговика.
Ты закрыл чайник крышкой и почувствовал легкую обеспокоенность. Конечно, ты всегда можешь доказать, что это не сон, разве не так? Облив кипятком тыльную сторону ладони, например.
Нет необходимости швырять чайник о буфет. Нет необходимости тревожиться, все станет только хуже. Рука у тебя тряслась. Ты не хотел, чтобы Мэри увидела это, особенно после вчерашней катастрофы с коктейльным шкафчиком.
— Папа, тост горит! — Элиз стояла возле плиты и смотрела на большие языки пламени, которые показались из-под подставки для гриля.
В раковину их: тост, подставку и все остальное. Начнем снова.
— Пойди и умойся, Элиз. — Тебе было нужно место — Мэри и Том могут спуститься в любую минуту.
— Я уже умылась, папа. Я готова завтракать, — с гордостью заявила дочка.
— Ну, тогда садись. — Ты не хотел быть грубым. Ты повторил, более ласково: — Пожалуйста, садись, Элиз. — И улыбнулся ей.
Вытерев подставку для гриля насухо, ты взял свежий хлеб и сделал еще одну попытку. Ты подал к столу чай, молоко, сахар, масло, мармелад; тарелки, чашки, блюдца, ножи, ложки — и сказал Элиз, чтобы села прямо. Снеговик исчез. Тебе благополучно удалось приготовить завтрак.
— Папа, тост снова горит! — засмеялась Элиз. В кухню зашла Мэри.
