Она застенчиво улыбнулась.
— Когда вы пойдёте в аббатство? — спросила Гвинет. — Я могу проводить вас, это недалеко.
Тонкие пальцы Марион ле Февр нервно стиснули алую ткань.
Глава пятая
Гвинет уставилась на вышивальщицу. Лицо госпожи ле Февр побледнело, зелёные глаза наполнились слезами.
— Что с вами?
— Прости, я не хотела тебя испугать.
Вышивальщица вздохнула и принялась разглаживать смятую ткань.
— Этот ужасный пожар… Я просто не смогу смотреть на обгоревшие развалины — я же помню, как тут было красиво прежде!
— Мусор почти весь убрали, — сообщил Гервард. — Вы увидите только недостроенные стены нового храма и часовню Пресвятой Девы — она почти закончена.
Госпожа ле Февр печально покачала головой:
— Нет-нет, я не вынесу. Даже думать об этом не могу без слез! Столько красоты погибло! Такая ужасная потеря…
— Но как же вы сделаете алтарный покров, не побывав в храме? — настаивал Гервард.
Вышивальщица слабо улыбнулась:
— Надеюсь, мне поможете вы с сестрой!
— Конечно, поможем! — воскликнула Гвинет. — А что нужно сделать?
— Для начала, надо обмерить алтарь. — Госпожа ле Февр положила отрезы цветного шелка на кровать и вынула из небольшого ящичка моток бечёвки. — Возьмите вот это. Отметьте узелками длину, ширину и высоту алтаря, и я буду знать, какого размера делать покров.
Она протянула бечёвку Гвинет, и та в очередной раз поразилась, какие же белые у вышивальщицы руки. Её собственные выглядели рядом с ними грязными и обветренными.
— Может, вам хотелось бы повидать отца Генри? Ну, чтобы обсудить с ним узоры?
— Аббат Генри написал мне обо всех своих пожеланиях, — ответила вышивальщица. — И я покажу эскизы лорду Ральфу Фиц-Стивену. Быть может, он даже будет так добр, что придёт прямо сюда. Так вот, — продолжила она, — поскольку покровы я вышиваю для часовни Пресвятой Девы, в сюжетах надо восславить Деву Марию. На первом я вышью Благовещенье — архангел Гавриил рассказывает Марии, что она станет матерью Господа нашего Иисуса Христа.
— Красиво, наверное, будет, — вздохнула Гвинет, представив себе златокрылого Гавриила с лилией в руках и коленопреклонённую Марию в голубых одеждах.
— Надеюсь, — улыбнулась госпожа ле Февр.
На лестнице послышались шаги, и в комнату вошла Айдони Мэйсон с подносом.
— Я принесла горячий сбитень, госпожа. Вам нужно согреться — день сегодня промозглый. И немного домашнего пряного хлеба. Еда будет готова попозже, так что если хотите…
— Вы так добры ко мне!
Марион ле Февр стиснула руки от избытка чувств, глядя, как мать Гвинет ставит поднос на стол и наливает ей напиток из глиняного кувшина. Комнату наполнил запах горячих пряностей.
— Я уверена, у вас мне будет очень хорошо!
— Сделаю все, что смогу, — ответила Айдони. — Простите, госпожа, но мастер Гуд хочет знать, не будет ли каких указаний.
— Лучше я сама с ним поговорю, — решила вышивальщица. — Пожалуйста, пришлите его сюда.
— Матушка, — спросила Гвинет, — можно нам с Гервардом в аббатство? Госпожа ле Февр будет вышивать алтарные покровы, и просила нас сделать для неё измерения.
— Не сегодня, — ответила ей мать. — Нам надо кучу белья перестирать и перегладить, да и дрова на кухне кончаются. Вот завтра — пожалуйста!
— Спасибо, завтра — это очень хорошо, — откликнулась госпожа ле Февр. — Сегодня я все равно буду распаковываться, устанавливать пяльцы…
— И не забудьте в аббатстве спросить у брата Патрика, как там здоровье вашего дядюшки Оуэна. — Айдони Мэйсон поцокала языком. — Ну и времена настали!
— А в чём дело? — разволновалась госпожа ле Февр. — У вас неприятности?
Гвинет и Гервард оставили мать рассказывать гостье историю об останках короля Артура, их таинственном исчезновении и нападении на дядюшку, а сами побежали передать мастеру Гуду, что его ждут наверху. Почему-то Гвинет была уверена, что теперь все обязательно изменится к лучшему.
На следующий день дождь превратился в ливень. Крупные капли стучали по камням двора, по улице текли мутные ручьи. Гвинет поплотнее завернулась в плащ, а Гервард надвинул капюшон и прибавил шагу. Он почти не хромал и больше не опирался на палку, но повязку с ноги пока не снимал.
Дорога в аббатство проходила мимо рынка. Несколько торговцев, несмотря на холод и дождь, все же разложили свои товары, но непохоже было, чтобы они дождались покупателей в такую погоду. Рис Фримен стоял в дверях своей лавки, с неодобрением глядя на конкурентов. По возможности избегая его взгляда, Гвинет и Гервард вошли в ворота аббатства. Но, шлёпая по лужам к часовне Пресвятой Девы, они услышали доносящиеся оттуда звуки псалмов.
— Значит, служба ещё не кончилась, — вздохнул Гервард. — Придётся подождать.
— Ну, хоть под крышей!
Укрывшись под портиком часовни, Гвинет сняла мокрый плащ, и хорошенько встряхнула его. Теперь он всё равно был мокрый и холодный, но, по крайней мере, с него не текло.
Они молча ждали окончания службы. Монахи продолжали свои песнопения, ливень все так же шумел — но стука молотков опять не было слышно. Работа в новом храме стояла, и беспокойство Гвинет начало возвращаться — так слетаются чайки на свежевспаханное поле. Если нет ни креста, ни останков — зачем вообще восстанавливать храм? Никто никогда не увидит алтарные покровы, вышитые госпожой ле Февр…
' 'Нет! — Гвинет стиснула в руках моток бечёвки. — Надо что-то делать! Мы должны найти эти кости!»
Служба, наконец, закончилась, и двери часовни открылись, выпуская монахов. Один за другим они надвигали капюшоны и выходили под проливной дождь. Вместе с монахами вышло несколько сельчан и какой-то седовласый незнакомец. Может, паломник? Некоторые из них даже теперь хранили верность аббатству. Все спешили заняться делами, и никто не обращал внимания на две мокрые фигурки у входа. Только брат Тимоти заметил их с Гервардом и помахал рукой. Но времени поговорить не нашлось и у него.
Дождавшись брата Патрика — он выходил одним из последних — Гвинет шагнула вперёд и тронула его за рукав.
— Как там дядюшка Оуэн? — дрожащим голосом спросила она. Брат Патрик ободряюще улыбнулся:
— С Божьей помощью поправляется. Пока спит, но это ему только на пользу.
Слезы облегчения навернулись на глаза Гвинет.
— Спасибо! Вы так добры к нам!
— Не за что, — улыбнулся брат Патрик. — Я дам вам знать, когда он очнётся. — Он повернулся, чтобы уходить, но заметил повязку на ноге Герварда. — Ну-ка, ну-ка, что у нас с ногой?
