—Сатанисткой?
Уилл покачал головой:
—Сатана — это просто привычная этикетка. Представь себе, если бы Иисус вернулся на Землю
Спустя несколько столетий и увидел, что творится его именем — крестовые походы, инквизиция, сожжение на кострах еретиков, — он, вероятно, отменил бы все религии. Атеист прежде был Христом. Он, должно быть, даже решил бы, что лучше или, по крайней мере, легче было бы уничтожить человечество, чем тратить время в попытках исправить его. Вы имеете тех богов, которых заслужили.
Ты уходишь от темы, — заметила Гэйнор, понимая, что разговор пошел совершенно в другом направлении, хотя ей и не было ясно, в каком именно. Ей показалось, что взгляд на мир Уилла как–то связан с его живописью или — наоборот, но это ничего не проясняло. — Какого рода ведьмой была Элайсон?
У нее был Дар, — объяснил Уилл (Гэйнор явственно услышала заглавную букву). — Способность совершать нечто… лежащее за пределами человеческого понимания. — Он, казалось, не заметил сомнения во взгляде Гэйнор. — Когда создавалась Вселенная, что–то чужое проникло в нее извне. Они назвали это Лоудстоун. Наш друг выдвинул теорию, что это могло быть вообще каким–то другим космосом, сгустком сконцентрированной материи, но… как бы то ни было, оно искажало все, что ртаходилось вокруг. Включая людей. Особенно людей. Оно влияло на их генетику, создавая причудливые гены, которые продолжали передаваться по наследству даже тогда, когда сам Лоудстоун был разрушен. Своего рода гены колдовства. — Он неожиданно светло и открыто улыбнулся. — Не печалься. Ты не обязана мне верить. Я просто подумал, что тебе следует об этом знать. На тот случай, если произойдет нечто, чего не должно было бы быть.
А ты думаешь, что это нечто должно произойти? — спросила будто загипнотизированная его словами Гэйнор.
Может быть. Я должен был бы вызвать демона, если бы мог это сделать, чтобы он остановил эту идиотскую свадьбу.
Идиотскую? — Ее ошеломило это слово.
А ты можешь придумать лучшее определение? То, что Ферн выходит замуж за человека, которого не любит, может быть просто символом отказа. Это и кажется мне идиотским.
От чего же она хочет отказаться?
От Дара, — сказал он, — вот в чем проблема. Ты еще не поняла? Ведь Ферн — тоже ведьма.
Гэйнор снова резко остановилась, уставившись па Уилла с внезапным ощущением нереальности происходящего. Они уже далеко ушли, и она слышала, как пусто вокруг, как ветер взъерошил траву, как пищит одинокая птичка. Ощущение безмерного одиночества вызвало в ней страх, который перерос в злость.
—Если ты так пытаешься развлечь меня…
И тогда все вернулось в реальность. Откуда–то выбежала собака, она прыгала вокруг них и остановилась как раз перед Гэйнор. Из открытой пасти, полной острых зубов, свисал язык. Уилл опустился па колени, погладил собаку, но взгляд ее опалово–желтых глаз был устремлен на Гэйнор. На холм быстро поднимался человек. Казалось, он появился из ниоткуда. Но все это было свидетельством естественности происходящего, по крайне мере, Гэйнор хотелось так думать. По пустоши гулял человек со своей собакой. Собака была вполне дружелюбной, человек в одежде бродяги был, безусловно, человеком.
Они, несомненно, были знакомы Уиллу.
—Рэггинбоун, — представил Уилл. — А это — Гэйнор Мобберли, близкая подруга Ферн.
Человек крепко пожал руку Гэйнор, а его глаза внимательно разглядывали ее лицо. «Он — очень старый», — подумала сначала Гэйнор, но затем решила, что не старый, а «в возрасте». Он напомнил ей дубовый шкаф, который ее мать получила в наследство от родственников, дерево, изъеденное временем, все еще было прочным, плотным, хотя будто обугленным. Лицо человека, казалось, было сделано из такого же дуба, давным–давно, его прорезали тысячи морщин, которые смягчались, когда он улыбался. Его спутанные волосы выцвели до того, что стали похожи на тусклую солому, но брови были темными и строгими, резко изгибались над яркими–яркими, будто светящимися, глубокими глазами. Гэйнор заинтересовало его имя (это прозвище? или псевдоним?), но она была слишком хорошо воспитана, чтобы расспрашивать.
И — Лугэрри. — Уилл показал на собаку, косматую смесь немецкой овчарки и волка. Поскольку у Гэйнор с детства были собаки, она не особенно боялась этого пса и протянула руку. Собака слегка обнюхала ее, скорее из вежливости, чем из любопытства.
А как поживает Фернанда? — спросил человек по имени Рэггинбоун.
Все–таки решилась на замужество, — ответил Уилл. — Из–за этого очень нервничает. Прошлым вечером устроила настоящую битву со мной, только чтобы убедиться, что поступает правильно.
Она сделала свой выбор, — сказал старик. — Ни ты, ни я не имеем права удерживать ее или что–то советовать.
Гэйнор нашла его авторитетный тон несколько неуместным, но прежде, чем успела как следует подумать об этом, к ее удивлению, он обернулся к ней и стал расспрашивать о работе, выказав удивительные познания в этой области. Они долго шли вместе, а собака крутилась у их ног. Уилл почти не принимал участия в беседе. Затем они повернули назад, к Ярроудэйлу, перешли на другую тропинку, которая привела их в долину и, несомненно, вела к реке. Для деревьев уже начиналась весна, хотя под ними еще лежал толстый слой опавших осенью листьев.
Именно здесь утонула Элайсон? — внезапно спросила Гэйнор.
И да, и нет, — ответил Уилл. — Здесь ее нашли. В Ярроу. Чуть подальше.
Рэггинбоун промолчал, но Гэйнор почувствовала на себе его взгляд.
В том месте, где тропинка разделилась надвое, человек и собака пошли своим путем.
Ты будешь поблизости? — спросил Уилл у старика.
Я ничего не могу поделать.
Я знаю. Но…
Тебя что–то тревожит? Нечто большее, чем упрямство сестры?
В воздухе чувствуется слишком сильное напряжение. Не думаю, что оно исходит только от нее. — Он обратился к Гэйнор: — Ты тоже это ощущаешь, верно?
Гэйнор вспомнила кошмар, возникший перед телевизором, и сон с совой, и у нее заболел живот, ее затошнило.
Я чувствую, как что–то или кто–то наблюдает… шпионит. От этого неприятно пощипывает затылок. Может быть, все это лишь мои фантазии…
Я буду здесь, — сказал Рэггинбоун.
Он широкими шагами зашагал прочь, молчаливая собака побежала за ним.
Полагаю, что он — колдун? — саркастически спросила Гэйнор.
О, нет, — ответил Уилл. — Теперь уже — нет.
Ферн сидела у кухонного стола. С одной стороны от нее лежала груда распечатанных конвертов и карточек, подарков и оберточной бумаги, с другой стороны — кипа надписанных конвертов. Рядом стояла почти полная чашка кофе. Когда Гэйнор и Уилл вошли в кухню, она рассеянно глянула на них, чуть улыбнувшись. Лицо ее выглядело очень напряженным, может быть, потому, что не было подкрашено. Резко обозначились скулы, вокруг глаз лежали темные тени. Но она вовсе не была похожа на ведьму. Представление Гэйнор о волшебниках двадцатого века черпалось из книг и фильмов. Это должен быть кто–то похожий, например, на Шер в одной из ее известнейших ролей, с ее удлиненным профилем и длиннющими спутанными волосами. Ферн выглядела очень собранной, практичной и весьма деловитой. Невеста, которая нервничает перед свадьбой.
