— А давай, — согласился тот.
На другой день, еще до рассвета, Берест взял косу и брусок, а Ирице в узелок тетка Нейнел собрала с собой поесть.
— Ждите к вечеру, — обещал Берест.
Ирица была рада оказаться на весь день под открытым небом. Пока шли к покосу, она, чтобы не задерживать Береста, не отходила от него далеко. Но по лицу было видно, насколько ей спокойно и весело, и как хочется походить одной среди утреннего леса.
На лугу Берест стал надевать косу на косовище.
— Я поброжу по лесу, — сказала Ирица. — Недалеко. Посмотрю, кто здесь водится, и ягод наберу.
— Только и вправду недалеко, — предупредил Берест. — Чтобы слыхать меня, если позову. И приходи к полудню.
Ирица скрылась в зарослях, а Берест взялся косить — широкими взмахами, почти бегом, и мокрая от росы трава падала со звоном.
Ирица ушла не сразу: из зарослей она смотрела, как Берест косит, — и любовалась на него… Потом исчезла в лесу. Этот лес принял ее, узнал, как свою, но из ее «братьев» и «сестер» здесь никто не жил — вблизи были люди. Ирица полдня бродила по окрестностям, иногда замирая в неподвижности и вслушиваясь в знакомые звуки, иногда забираясь то в непроходимые заросли, то на деревья… Она облазила весь овраг, нашла ручей и долго сидела возле воды.
К полудню лесовица, набрав ягод, желудей, коры, с цветами в волосах, вышла к покосу.
— Уже пора есть? — окликнула она Береста, окидывая взглядом луг. — Я тебе малины принесла. И себе всего набрала: буду делать бусы.
Берест, у которого рубашка промокла и потемнела от пота, бросил косу и широко улыбнулся ей в ответ.
— Иди сюда, Ирица! — он, смеясь, упал в еще не выкошенную траву. — Вот она, воля! Это не в штольнях кайлом махать!
Лесовица подошла, глядя на лежащего, раскинув руки, Береста.
— А что ты в лесу видела, Ирица? Может, белок? — он смеялся, теперь одними глазами.
— Не только… Белок здесь правда много! Я залезала на дерево и наткнулась на двух. Они хотели скрыться, но поняли, что это я… И остались. Так и сидели рядом.
Берест приподнялся на локте.
— Так ты, Ирица, сама скачешь по деревьям, как белка? И что тебе сказали твои подруги?
— Это были подруга и друг. Белка и… бел! — произнесла Ирица. — А еще, смотри!
В руках Ирица держала рожок из большого листа лопуха: в него она и насобирала ягод.
Она села, подогнув ноги, и протянула рожок с ягодами Бересту. Лицо ее сияло.
— Там ручей, глубоко в овраге, — сообщила лесовица. — Хочешь, пойдем туда?
Берест пригрелся на солнце, и вставать ему было неохота.
— На что нам ручей? — спросил он.
— Возле ручья камни, мох… Тень от веток, — медленно стала говорить Ирица. — И блики света на воде.
— И белки, — поддразнил Берест, щурясь от солнца.
Ирица стала развязывать узел с едой.
— Я люблю сидеть у ручья и смотреть. Или у озера ночью, — сказала она.
— И я могу долго смотреть… на тебя, — добавил Берест — и опять поддразнил. — На королеву белок. Которая сидит на камне, как на троне, во мху, точно в бархате, так?
Ирице все казалось смешным и забавным.
— Ты говоришь: что нам делать у ручья? Я буду на воду смотреть, а ты на меня. Но ты и сейчас на меня смотришь…
Она развязала узелок, собранный теткой Нейнел:
— Вот, хозяйка дала, поешь.
— Воля… — опять произнес Берест.
Он взял у Ирицы хлеб и кувшин с молоком, но, не донеся края кувшина до рта, вдруг помрачнел. Демон, мор, барак, Хассем промелькнули у него в памяти. Ирица прислушалась к чему-то, повторила:
— Ешь.
Берест кивнул и молча отпил глоток из кувшина.
Ловко перебирая пальцами, Ирица принялась делать те самые бусы из коры и желудей, которые давно собиралась начать.
— А в ваших краях девушки носят стеклянные бусы? — спросила она. — Мне сын хозяина такие хотел подарить…
Брови у Береста так и сошлись.
— А взамен что у тебя просил?
— Ничего не просил. Он еще предлагал ленты, целых три, — улыбнулась Ирица. Она продолжала нанизывать на выдернутую из подола нитку кору и желуди и время от времени придирчивым взглядом оценивала, как получается. — Но я сказала, что не надо. А ты как думаешь, нужны мне еще ленты или нет?
Берест, поставив на траву кувшин, посмотрел на Ирицу и просто сказал:
— Ты и так хороша.
Ирица подняла глаза от своих поделок и встретила взгляд Береста, немного растерянно, словно хотела спросить: «правда?»
— Ты и так хороша, Ирица, — подтвердил Берест. — Но дай только придем на север, я сам подарю тебе и ленты, и бусы.
Ирица кивнула.
— А там такой же лес, как здесь? Я буду жить в лесу возле твоего дома? — спросила она.
— Как же ты будешь жить не в доме? — удивился Берест. — А я-то что же, один?
Ирица развела руками.
— Я в лесу буду жить, но я к тебе всякий раз выйду, как только позовешь. Отовсюду… Прятаться не буду, приду.
— А вот я женюсь тогда! — сказал Берест. — А жена мне не велит в лес ходить, тебя звать.
— Почему жена не велит тебе в лес ходить — меня звать?
— А она скажет: не ходи, Берест, в лес. Эта лесовица — красавица, ты полюбишь ее, она нас разлучит, — ответил он.
Ирица растерянно смотрела на Береста.
— А как я тогда буду одна? Тогда зачем мне с тобой идти, если я не смогу тебя видеть? Ты раньше говорил, чтобы я твоей женой была, а не другая, — вспомнила Ирица.
— А ты говорила, что со мной к людям пойдешь, — напомнил Берест.
— Пойду, — ответила Ирица. — И сейчас я живу с тобой у людей. И дальше пойду, на полночь: буду жить в твоем доме. Тогда ты не женишься на другой?
— Нет, Ирица, правда, нет! Я пошутил.
Берест поймал руку Ирицы и прислонил к своей щеке. Лесовица ощутила ладонью тепло и улыбнулась.
Хуторяне собирались на праздник в село. Дома пришлось остаться только тетке Нейнел: у нее разломило спину. С ней на хуторе оставалась и Ирица. Берест просил ее:
— Ты с нами не ходи. Там гуляние, пьяные будут, толпа, бой кулачный. Что хорошего? Дождись меня здесь, я ведь задерживаться не стану. Возьму верх в поединке, получу плату, какая мне причитается, и приду.
Ирица глубоко вздохнула и кивнула, слегка покосившись на тетку Нейнел.
— Я никуда не пойду, мы с хозяйкой в доме посидим, — обещала она и добавила. — Приходи скорее.