Прошло совсем немного времени с того момента, когда тяжеловооруженные пехотинцы вышли на равнину, и до мгновения, когда вместе с атакующей конницей они ударили по врагу. Топорникам нужно было пробежать двести шагов, а конникам — самое большее пятьсот. Совершить за это время два разворота и умело разделить силы на два фронта стая явно не успела бы, ибо это превосходило возможности самых обученных войск мира. Использовать численное превосходство алерцы тоже не смогли: их воины метались беспорядочной толпой, пронзаемые стрелами лучников Астата. Атакуемая со всех сторон стая почти не сопротивлялась. Острия армектанских копий смели с «коней» нескольких наездников, отчаянно пытавшихся перейти в контрнаступление, после чего вонзились в беспомощную толпу.
Разогнавшиеся армектанские кони, более тяжелые и сильные, чем алерские животные, легко опрокинули первые ряды. С другой стороны топорники, оставив за спиной изрубленные трупы нескольких алерцев, слишком поздно отказавшихся от контратаки, снова сомкнули треугольный строй и били теперь как в барабаны, разбивая верховым животным головы, дробя топорами колени и бедра наездников, отталкивая большими щитами ревущую толпу раненых и охваченных паникой алерцев. В этой толпе бессмысленно гибли те, кто еще мог и хотел оказывать сопротивление.
В отличие от конных лучников Равата, самым большим козырем которых была внезапность удара, сила натиска топорников не ослабевала. Слабые копья алерцев не могли справиться с крепкими щитами и толстым железом нагрудников. Бывало, что тяжеловооруженные пехотинцы терпели поражение от подвижных и ловких серебряных воинов, но лишь тогда, когда те могли использовать эту подвижность и ловкость. Не имея времени и места, чтобы отыскать слабину закованных в доспехи людей, алерцы безнадежно пытались остановить сокрушающую их железную стену, тыча в нее почти вслепую своим примитивным оружием, но всюду встречали лишь щиты, кирасы или тяжелые, большие шлемы, почти полностью скрывающие лица противников.
Рават и его конники, с легкостью уничтожив фланги, теперь отчаянно рубили мечами — сдерживать врага становилось все труднее, и им пришлось перейти от атаки к обороне. Топорники продолжали двигаться вперед, хотя уже медленнее, поскольку сопротивление возрастало, а убитые и раненые воины (тем более искалеченные, беспомощно мечущиеся животные) затрудняли доступ к следующим рядам.
Исход сражения решили лучники.
Численное превосходство алерцев было подавляющим. Потеряв убитыми и ранеными без малого половину воинов, стая все еще вдвое превосходила числом атакующих. Из-за самой массы сражающихся раздавить их одним ударом было невозможно. Однако те, кто застрял в середине, понятия не имели о том, какие силы их громят. Пока воины с флангов, вынужденные защищать свою жизнь, кое-как сдерживали натиск врага, те, кто был в середине, все так же видели лишь гибнущих от стрел товарищей. Раненые стрелами верховые животные метались как бешеные, делая суматоху просто невообразимой. Стрелы продолжали лететь одна за другой — невероятно быстро, непрерывно; могло показаться, что невидимых лучников не шесть, а шестьдесят.
Наконец зажатые между армектанской конницей и топорниками алерцы брызнули в разные стороны, стремясь вырваться из вражеских клещей. Часть бросилась в сторону степи, другие рванулись к деревьям. Получив свободу движений, серебряные воины легко могли обойти с флангов короткие линии легионеров, и ситуация стала бы диаметрально противоположной. Однако ни один из алерских командиров не был властен над ходом сражения, а ведь нужно было правильно распределить силы, показать, кто и где должен нанести удар. Это могло произойти в лучшем случае стихийно, но для таких маневров требовалось прекрасно организованное войско, состоящее из обученных солдат, которые способны оценивать обстановку и принимать самостоятельные решения.
Алерская стая не отвечала ни одному из этих условий. Воины самым настоящим образом удирали и не услышали бы никаких приказов, даже если бы было кому их отдавать. Тем не менее сидевший в кустах Астат не собирался перегибать палку. Стая была разбита, и, учитывая недостаток сил, не имело смысла вынуждать недобитых алерцев к дальнейшей отчаянной обороне. Поэтому командир лучников поспешно убрал своих людей с дороги бегущего врага. Отодвинув солдат чуть в сторону, он предоставил разбираться с остатками стаи топорникам и коннице, сам же выставил чуть дальше, в глуби леса, двоих лучников — как подстраховку на случай, если алерцы вздумают вернуться на поле боя. Лишившись прекрасной мишени, каковой являлась сбившаяся в клубок середина стаи, Астат сменил тактику: вместо множества выпускаемых наугад, лишь бы быстрее, стрел с края леса полетели одиночные стрелы, тщательно нацеленные на одиночные мишени. На землю рухнул первый бегущий по степи воин, за ним второй и третий; на этом фоне раздавалось болезненное, жуткое кваканье раненых алерских животных. Прикончив таким образом нескольких беглецов, лучники перестали стрелять — не было смысла. Стрелы заканчивались, да и следовало сохранить хотя бы несколько — на всякий случай.
Подавив остатки сопротивления, щитоносцы и конники завершили побоище, разрубая топорами головы обезумевшим от боли животным, закалывая мечами или пришпиливая к земле копьями не способных защищаться воинов. Умолкли стоны и вопли, замерли последние судорожные движения. Поле боя было мертво.
Лучники вышли из леса, но «мужскую» тройку Астат тут же вернул на прежнее место — охранять отряд. Рават это заметил и, успокоившись, приказал собрать раненых и убитых легионеров. Он соскочил с седла и устало двинулся по полю боя. Работа тяжеловооруженных пехотинцев повергла его в неподдельное изумление, хотя в жизни ему довелось повидать всякое. Однако топорники редко бывали под его началом. Он отдавал себе отчет в том, сколь значительна сила ударов тяжелой пехоты, и все же одно дело — отдавать себе отчет, и совсем другое — видеть собственными глазами… Землю усеивали изрубленные трупы. Многих воинов прикончили вместе с верховыми животными, и мертвые всадники все еще «сидели» на спинах «коней». У многих трупов не хватало рук или ног. Голова одного алерца была разрублена ровно пополам топор остановился лишь на уровне шеи.
Осмотрев работу тяжеловооруженных пехотинцев, сотник перевел взгляд туда, где из тел торчали во все стороны украшенные белым оперением стрелы. Большинство алерцев, в которых попали легкие, не обладающие большой силой стрелы, нужно было добить, но в тесноте раненый всадник создавал больше замешательства, нежели труп… Не число убитых, но именно всеобщая суматоха предопределила исход битвы.
Рават покачал головой. Он никогда не хвалил солдат за то, что они исполняют свои обязанности, делают работу, за которую им платят. Не стал он делать этого и сейчас. Однако он задержал свой взгляд на Астате… и худощавый лучник, казалось, вырос от одного этого взгляда, чувствуя искреннее восхищение, признание и уважение командира.
Около тройника стояла пятнадцатилетняя Эльвина. Это был ее первый бой, и вообще, она впервые в жизни видела алерцев… Девушка послала в толпу немало стрел, и теперь ей довелось вблизи увидеть тех, в кого попали ее стрелы. Эльвина была потрясена. Рават уже успел забыть, какое впечатление производят на человека — и, пожалуй, на любое шерерское создание существа с той стороны границы. От трупов воинов и животных веяло почти осязаемой чуждостью.
