Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 108
Я посмотрел вперед, вослед бедуину. Тот остановился у отходившей в сторону лощины, дожидаясь нас, а когда мы подошли, кивком указал на утопающий в тени проход. Ньюберри велел ему идти первым, но кочевник поежился, покачал головой, а потом, сбивчивой скороговоркой пробормотав молитву, быстро побежал обратно.
– Ну и народ! – с презрением буркнул Ньюберри и полез в расщелину.
Едва я последовал за ним, как почувствовал невероятный холод, буквально пробравший меня до костей. Мы и до этого продвигались в полутьме, но здесь тьма казалась непроглядно черной и ледяной. Я даже поймал себя на том, что дрожу точно так же, как сбежавший бедуин.
На мой вопрос о том, чувствует ли он холод, Ньюберри, раздраженно обернувшись, переспросил:
– Чувствую что?
Ответить мне не удалось: в горле вдруг пересохло и непонятный, необъяснимый страх лишил меня дара речи.
Настигнув Ньюберри у дальнего конца расщелины, я снова спросил, не испытал ли он каких-либо странных ощущений. Но мысли моего спутника были поглощены совсем иным. Похоже, он меня даже не услышал, ибо вместо ответа указал на стену.
– Судя по всему, вот то, что мы ищем. – Голос Ньюберри прозвучал уныло.
Я проследил за его жестом и действительно увидел какую-то высеченную на камне надпись. Над ней красовалось изображение солнечного диска и двух человеческих фигур – кажется, мужской и женской. Впрочем, они были так затерты, что утверждать с уверенностью я бы не взялся.
На миг мое сердце подскочило от радости, но, присмотревшись, я озадаченно нахмурился.
– Это, кажется, по-арабски? – В тоне моем звучало нескрываемое разочарование.
Мое знакомство с арабским языком было весьма поверхностным. Я провел пальцем по высеченным буквам, потом обернулся к Ньюберри.
– Можете вы прочесть, что тут написано?
Он покачал головой.
– Боюсь, моего знания языка хватит лишь на то, чтобы понять уличного попрошайку, когда тот клянчит бакшиш.
– Может, стоит это скопировать?
Ньюберри нахмурился.
– Чего ради?
– Ну-у... Я бы рискнул предположить, что перед нами изображение Атона. Это ведь его символ? – Я указал на солнечный диск.
– Не спорю, определенное сходство присутствует, – кивнул Ньюберри. – Но надпись-то арабская, а значит, этот рельеф никакого отношения к Эхнатону не имеет. И уж всяко не приведет нас к его гробнице.
– Однако, помнится, вы сами говорили...
– Что я говорил?
– Что история Египта уходит корнями в далекое прошлое... что истоки нынешних легенд лежат в глубочайшей древности... ну и все такое.
– Боюсь, это изображение к столь глубокой древности не относится, – промолвил он, глядя на диск солнца едва ли не с укоризной. – По моему разумению, оно появилось никак не раньше чем через две тысячи лет после смерти Эхнатона. Проку от него никакого. Как и от всего этого дурацкого ущелья. – Он со злостью пнул камень. – Пора идти, Картер. Надо отсюда выбираться!
Резко повернувшись, Ньюберри поспешно двинулся по тропе в обратном направлении. Прежде чем последовать его примеру, я все же достал листок бумаги и торопливо срисовал рельеф и надпись, а покончив с копированием, почти бегом устремился за своим наставником. Возможно, кому-то покажется, что у меня не в меру разыгралось воображение, однако, сам не знаю почему, оставаться в ущелье одному мне совсем не хотелось. Даже когда мы ехали на верблюдах через пустыню, я не переставал ощущать пронизывающий холод, так испугавший меня в расщелине. А когда поднявшийся ветер принялся с завыванием кружить песок, в моей памяти всколыхнулись древние суеверия, и мне почудилось, будто вой ветра и впрямь есть не что иное, как голос Сета, пробудившегося от глубокого сна и восставшего, дабы вернуть себе власть над миром.
В лагерь мы вернулись усталыми и подавленными, а поскольку наше состояние бросалось в глаза, не было ничего удивительного в том, что Блэкден и Фрэйзер поинтересовались, где это нас носило. Я ограничился лишь рассказом о найденном карьере, но по тому, как многозначительно переглянулись мои товарищи, понял: еще немного – и тайна наша будет раскрыта.
Время шло, а поиски гробницы не приносили никаких результатов. Ньюберри все больше и больше мрачнел, переживал и нервничал. Вся наша затея начинала казаться безнадежной.
Наконец рождественские каникулы подошли к концу, и я был готов вернуться к своим обязанностям по копированию. Оказалось, однако, что у Ньюберри на мой счет имелись иные планы. Он сообщил, что переговорил с моими покровителями и те дали согласие на мой переезд в Эль-Амарну, где Петри обучит меня методике поведения раскопок.
Разумеется, я отлично понимал, какими мотивами руководствовался Ньюберри: он хотел иметь в долине своего человека, чтобы без промедления узнавать о любой примечательной находке. Но какое мне было дело до его побуждений? Петри являлся величайшим археологом своего времени, и этот выдающийся человек вознамерился поделиться со мной своими знаниями. Со мной! С простым рисовальщиком-копиистом, то есть человеком, принадлежащим к едва ли не самой низшей касте в египтологии. Еще недавно я даже мечтать не смел о подобном везении. Недолгого – всего-то несколько месяцев – пребывания в Египте оказалось достаточно, чтобы детская влюбленность в эту страну чудес переросла в подлинную любовь. Я не желал для себя иной судьбы, кроме как изучать древние реликвии и раскрывать тайны далекого прошлого. А еще недавно дерзкая цель стать когда-нибудь в будущем настоящим археологом теперь уже не казалась недосягаемой.
Мне хотелось верить, что Петри – тоже самоучка – отнесется к моей увлеченности с пониманием. Впрочем, именно на увлеченность мне и следовало уповать, поскольку учение у мистера Петри едва ли обещало стать легким. Я уже был наслышан о его эксцентричности, и в самом ближайшем будущем мне предстояло в полной мере испытать ее на себе. Долго ждать не пришлось: в первый же день моего пребывания в лагере он направил меня на строительство хижины, ибо наемные рабочие занимались исключительно раскопками и использовать их в качестве слуг было строжайше запрещено. Мебель и постельное белье тоже не входили в число разрешенных в лагере бытовых удобств. Результат моих трудов был не в большей степени достоин восхищения, чем условия, в которых мне пришлось работать впоследствии. О странствиях по пустыне в поисках сокрытых гробниц или охоте за таинственными сокровищами пришлось забыть. Вместо этого мне приходилось день-деньской кропотливо просеивать песок и осторожно разбирать каменные обломки в надежде натолкнуться на черепок или осколок статуэтки. Именно из таких скудных фрагментов, как из элементов мозаики, должна была сложиться более или менее целостная картина древней жизни. Признаться, в ту пору я видел в своем учителе прежде всего упрямого, безжалостного педанта, за что ненавидел его смертной ненавистью. Но одновременно и преклонялся перед ним, поскольку он, несомненно, был гениальным археологом и, как верно заметил Ньюберри, обладал способностью воссоздавать историю из хаоса. Обливаясь потом под палящим солнцем, я трудился не покладая рук и постепенно начинал понимать, в какой мере результаты археологических исследований зависят от скрупулезного, тщательного изучения, казалось бы, несущественных мелочей. Источником познания в первую очередь служили не сногсшибательные открытия, а долгая, многомесячная, а то и многолетняя рутинная работа, связанная с исследованием, сопоставлением и осмыслением бессчетного числа мельчайших деталей. Короче говоря, Петри учил меня тому, что составляло альфу и омегу моей будущей профессии: археолог должен быть настоящим ученым, что подразумевает бесконечное терпение.
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 108
