Ставен и Шэрон вежливо посмеивались.
– Ах, вот бы дойти до самого основания их религиозного чувства! – все верещал «патер». – Куда лучше быть «фундаменталистом», чем каким-то – вот жуть! – «педофилом»…
– Ах, Джереми, дорогой, это вы чересчур, – с обожанием сказала Шэрон.
– Да уж, дальше некуда, – кивнул Генри, на чьем лице читалось, что он про себя вновь молит бога спасти и сохранить его носки.
– Ну, во всяком случае, к нашему отцу Робину это не относится, – заговорил Джереми уже нормальным голосом. – Он-то из совсем другой колоды, мне кажется.
– Согласен, – кивнул Стивен. – Он, конечно, прекрасный пример истинного христианина.
– Я тут недавно узнал, – заметил Джереми, – что эта церковь стоит уже полторы тысячи лет. Неплохо, да?
– Правда? – Стивен подался вперед. – Ого, вот так образец стабильности!.. Полторы тысячи… А праздновать будут?
– Не думаю. А что, нужно?
– Надо бы что-то предпринять, нет?
– Церковь слишком бедная. – От напора Стивена даже Джереми растерялся.
– И слишком нелепая, – вставил Генри.
– Нет-нет, что-то обязательно надо будет устроить, – воскликнул Стивен, стукнув кулаком по левой ладони. – Такие вещи… такие, скажем, обстоятельства, так? – они очень важны, их нельзя не отметить.
– Боюсь, я все же атеист. – покачал головой Джереми.
– А я и вовсе еврей… И все равно: что-то надо бы придумать. Организовать.
Так и родилась идея устроить празднество.
К десяти вечера на юг Англии спустилась полутьма, смягченная опасливой луной над Ноулберри-парком и расплывчатой, похожей на стигмату звездой. Пенелопа Хопкинс проводила китаянок в свою спальню и теперь с наслаждением курила очередную сигарету и потягивала вино у задней двери. С нею была и ее жиличка Беттина Сквайр, которой в награду за принесенные вовремя макароны также досталось вино.
Чуть раньше Пенелопа позвонила тетке Беттины, медсестре Энн, попросила осмотреть своих гостий из Китая, дабы убедиться, что у них все в порядке со здоровьем, что им не нужна ни психологическая помощь, ни какое-нибудь лекарство. И Хетти и Джуди ужасно разволновались при виде тучной, большегрудой женщины, но успокоились, когда их признали здоровыми и Энн отправилась на своем велосипеде восвояси.
У Пенелопы с Беттиной отношения не всегда складывались безоблачно, однако сейчас они похоронили былые разногласия. Беттина была довольно хрупкая темноволосая молодая женщина, которую вечно что-то тревожило. Одевалась довольно безвкусно, в «Оксфэме»,[13]– например, сейчас на ней длинное бежевое платье. Беттина была мать-одиночка, так что без трудностей не обходилось. В припадках великодушия она порой – обычно в тех случаях, когда не вносила вовремя квартплату, – делала Пенелопе бесплатную прическу в «Салон франсэз», где подрабатывала вечерами.
Пенелопа рассказывала Беттине о бедах молодых китаянок, и тут раздался звонок в дверь.
– Кто бы это мог быть в такой час? – спросила Пенелопа, направляясь к входу. Дверь вечно заедало, поэтому Пенелопа открыла ее резким рывком.
На крыльце стояла изящно одетая женщина лет сорока, с этаким вроде бы изумлением в лице – возможно, изумлялась собственному нахальству.
– Извините, пожалуйста, что я в такой поздний час… Попала в глупое положение. То есть глупое и романтическое… Короче, в какие лучше не попадать. Извините, нельзя ли с вашего телефона вызвать такси?
Пенелопа сразу прониклась к ней сочувствием, пригласила зайти.
– Вам только, наверное, придется подождать. Они сюда выезжают Из самого Оксфорда.
– Если разрешите присесть, буду вам очень признательна. Мне так неловко, что я вас побеспокоила.
– Ничего страшного. Мы с подругой дышим свежим воздухом на заднем дворе. Не хотите к нам присоединиться.
– Ах, как любезно с вашей стороны…
Они продолжали перекидываться любезностями; незнакомка сказала между прочим, что приехала из Италии. Ну вот, еще одна иностранка, подумала Пенелопа. Да что за день сегодня такой?…
В таксопарке сказали: машина будет, но через полчаса.
– Таксисты у нас сикхи, – объяснила Пенелопа. – Они надежные, только всегда очень занятые.
И обе вышли в садик на задах, где на столе горела ароматическая свеча. Незнакомка представилась Беттине:
– Зовите меня Мария, – сказала она.
– А что, позвольте спросить, привело вас в Хэмпден-Феррерс?
Мария улыбнулась:
– О, я здесь, если так можно выразиться, с тайной миссией. Хотела взглянуть на один дом, называется «Вест-Энд». Утром ездила в больницу, а после добралась сюда на такси. В «Вест-Энде» живет мой старый друг. Но его не было дома. Нехорошо с моей стороны, наверное, но я с ним все равно завтра встречаюсь. – Она засмеялась: – Как видите, волнуюсь немного…
Из кухонного буфета Пенелопа принесла целое блюдо пирожных с лимонным кремом. В углублениях сдобной корочки покоились медово-желтые сердечки.
– Вчера испекла, чтобы развеяться, – сказала она.
Мария взяла пирожное с известной опаской. К облегчению гостьи и к радости хозяйки, пирожные оказались божественно вкусны.
Пенелопа налила Марии «шардоннэ». Мария отпила, вынула пачку сигарет. Все трое закурили и принялись болтать о том о сем.
Ночная бабочка заметалась между ними, закружила над головами. Когда она ринулась к пламени свечи, Беттина прихлопнула ее ладонями. Трупик упал на стол. Беттина тут же сдула его прочь, во тьму. Мария болезненно поморщилась, но ничего не сказала. Беттина явно подвыпила.
Пенелопа рассказала Марии про двух замечательных китаянок н про свою работу в Брукс-колледже.
– А вы не замужем?
– Нет, мой муж умер несколько лет назад.
– Простите…
– Но как раз сегодня… господи, глупо, что я вообще об этом говорю… да, сегодня я встретила человека, который произвел на меня сильное впечатление… может, чрезмерно сильное… А вы замужем? Ах да, у вас же кольцо.
– Замужем, замужем. И ребенок есть, – сказала Мария, затягиваясь. После чего скорчила грозную мину, которая исключала возможность расспросов. – Но это в Риме, – сказала она после паузы. И взяла еще одно пирожное.
Беттина решила, что молчала довольно, и задала Марии вопрос: не кажется ли той, что Феррерс – странное место?
