– Леблан – идиот! – фыркнул Эйдриан.
– Широко известная правда, – ответил Дойл, перебирая щетину на подбородке. – Но Вобан, замешанный в предательстве? Этот неподкупный старый революционер? Я не верю. Легко обвинять его теперь, когда он умер…
– Вобан умер? – Эйдриан неосторожно передвинулся и, сморщившись от боли, приложил руку к повязке.
– А ты не знал? Слухи доходят медленно. Он умер во сне. Кажется, полтора месяца назад. Он был последним из старой гвардии, таких мы больше не увидим. – Дойл бросил салфетку на поднос. – Вобан скорее отрубил бы собственные яйца, чем продал бы французские секреты. Девушка была с ним с детства. Она сделана из той же стали, что и он.
Грей понимал, что Анник по уши в этом деле, хотя Дойл и Эйдриан ему не верили. Он узнает это наверняка, когда посадит ее за решетку на Микс-стрит. Он выяснит, где она прячет планы Альбиона. Дайте ему время, и он узнает цвет стен в ее спальне, когда ей было семь лет.
– Я справлюсь. Ты ошибаешься на ее счет.
– Посмотрим. Я сейчас поем, умоюсь и возьмусь за нее.
Отвратительно, если снова начнется борьба. Может, на этот раз она притворится шлюхой и предложит раздвинуть для него свои бедра. Может, он просто возьмет ее, использует и забудет. Нет очарования в женщине, когда она под ним скользкая и потная. Она просто еще одно теплое, податливое тело. Чертовски непрофессионально так думать о заключенной.
– И может, она будет прикована к кровати.
– Роберт… – забормотал Дойл.
– Пусть идет, – тихо сказал Эйдриан. – Теперь это их личное дело.
Глава 5
– Здесь темно, – сообщил Грей тоном, каким разговаривают с близкими друзьями, детьми, животными и слугами или с проститутками.
– Зажгите свечи, если желаете. Мне все равно, – сказала Анник тоном, каким говорят с иностранными шпионами, которые вас похитили.
– Кажется, Дойл требовал, чтобы вы надели эту ночную сорочку.
– Конечно. Я сообщу вам, если начну выполнять приказы месье Дойла.
Она стояла лицом к окну, сжимая в руках ночную сорочку, и не повернулась к нему. Предстоящая ночь будет одной из самых трудных. С полей дул ветер, пахнущий коровами, землей и яблоками. Она чувствовала острое, как физическая боль, желание увидеть поля и звезды над ними все последние месяцы эта боль не покидала ее.
Свободная рубашка, в которой она была, то раздувалась от ветра, то опадала, приникая к груди и бедрам. Рубашка Грея. Она неплохо изучила мужчин. Некоторые сочли бы ее соблазнительной, такую нелепую в мужской рубашке, босую, с растрепанными волосами, падавшими на лицо. В шелковой тряпке, которую она сейчас держала, она будет выглядеть шлюхой.
А в мужской рубашке она кажется умной, изысканной куртизанкой. Да, выбора у нее сегодня практически нет.
Она слышала, как он запер дверь.
– Вы прикрылись моей рубашкой. Ну-ну… – Когда он разговаривал с ней, в его тоне было непонятное раздражение. – Я мог бы это предвидеть. Ночная сорочка – откровенна. А вас нельзя обвинить в откровенности.
– Неужели вы еще недостаточно изводили меня всего лишь за то, что я француженка и шпионка? Мы пока что во Франции, месье Грей. Я не ваша законная добыча. Отпустите меня. Это единственный разумный выход для нас обоих.
– После того как вы отдадите мне планы Альбиона. Мы заплатим, если вас это интересует. Очень хорошо заплатим.
Леблан ответит за все. Последней каплей, переполнившей чашу его вины, были слова, которые привлекли к ней внимание англичанина, требующего планы Альбиона.
Ей очень хотелось сказать: «Тебе нужны планы Альбиона? Пожалуйста. Забирай их, удержи месье Наполеона от глупого вторжения на ваш остров, которое погубит тысячи французских солдат, а также бесчисленное количество англичан и окажется безуспешным».
Но если бы все было так просто!
Анник солгала тут же и убедительно:
– У меня этих планов нет. Я ни разу их в глаза не видела.
– Вы хорошо лжете. Полагаю, я не первый, кто вам это говорит.
Она стукнула кулаком по подоконнику.
– Нет и нет! Мне уже надоела эта глупость. Леблан плюется ядом, как жаба, и вы по совершенно непонятным причинам верите ему. Вы зря похитили меня и везете в Нормандию. Своим безумным упрямством вы подвергаете меня и себя опасности…
– Повернитесь и смотрите на меня. Я чертовски устал говорить с вашей спиной.
– Я не считаю вас ни привлекательным, ни интересным. На самом деле мне хочется, чтобы вы ушли.
Железные руки схватили ее и повернули, безболезненно, но очень и очень решительно. Опустив голову, она скрыла от него лицо.
– Вы думаете о борьбе? Не стоит. Поверьте, маленькая лисица, вам бы не понравилось то, что я с вами, сделаю. Не заставляйте меня показывать, как основательно вы попались.
– Попалась? Да, признаю это. Последние дни меня легко поймать в ловушку. Даже болван вроде Анри может справиться.
– Я не считаю это таким уж легким. У меня правила игры, которую мы ведем.
– Я не веду игр с Греем из британской разведки. Я бы не осмелилась.
– Вы сейчас ее ведете.
Его пальцы изучающе массировали ей плечо круговыми движениями, которые совершенно парализовали ее. Затем он медленно скользнул по ее руке вниз до локтя и нашел особо чувствительную точку.
Болевые точки. Он гладил болевые точки до тех пор, пока ее не охватила дрожь. Ей никогда еще не приходила в голову очевидная истина: у противника есть слабые места, где нервные точки уязвимы и восприимчивы к любому прикосновению. Он знал это. Мало приятного встретить такого знающего противника.
Анник зажмурилась, в сотый раз желая увидеть выражение его лица, догадаться, что он собирается с ней сделать.
– Эта рубашка более эротична, чем я полагал. Увидеть на вас мою рубашку и знать, что под ней… только вы. – Он захватил ткань пальцами. – Вы использовали привилегию опытной любовницы, когда выбирали одежду. Я должен быть обезоружен. Умная Анник.
– Я не так умна, – вполне искренне пробормотала она. Его рука остановилась на ее груди.
– Вы расстегнули именно столько пуговиц, сколько нужно. Поздравляю. Одной меньше, и вы бы играли застенчивую девственницу. – Он сунул два пальца в рубашку, быстро потянул, и расстегнулась верхняя пуговица. – Девственница – неубедительная для вас роль.
Он мог сказать это женщине, которую собирался взять в постель. Она не могла урезонить его, когда он в таком состоянии. Не могла ничего поделать, только слушать его и дрожать всем телом.
Он коснулся следующей пуговицы.
