На сей раз Языков взял сторону стрельцов и велел посадить Грибоедова в тюрьму, затем царским указом он был лишен чина, имения его были отобраны в казну, а самого его сослали в Тотьму.
Как только власть зашаталась, стрельцы уже 30 апреля – на четвертый день после смерти Федора – подали челобитную сразу на шестнадцать своих полковников, да, кроме того, поступила челобитная на командира Бутырского солдатского полка, которую могли поддержать сторонники солдат в других полках.
Челобитная, поданная 30 апреля, отличалась от ранее поданных тем, что в ней стрельцы грозились самочинно расправиться с обидчиками, если их жалобы не будут удовлетворены немедленно. 1 мая всех полковников взяли «за сторожи» и посадили в тюрьму Рейтарского приказа, а из дворца убрали Языкова с сыном и близких ему по духу и службе дворян Лихачевых. Затем полковников вывели перед толпой стрельцов и били каждого батогами до тех пор, пока их бывшие подчиненные не кричали: «Довольно!» После этого каждый день в течение восьми дней полковников по два часа били палками по ногам, пока они не заплатили всего, что причиталось с них разозленным стрельцам. И лишь после этого их выслали из Москвы.
6 мая всех выборных на Земский собор распустили, и одновременно с этим по Москве стали распространять слухи, в которых виновниками всех бед объявлялись Нарышкины и их сторонники, а защитниками стрельцов – Милославские.
Главными зачинщиками грядущего мятежа стали: боярин Иван Михайлович Милославский, два брата Толстых, князь Иван Андреевич Хованский, по происхождению своему Гедиминович, из давно уже обрусевшего служилого рода.
Между тем 11 мая приехал в Москву Матвеев. Все поздравляли его с возвращением и сами стрельцы поднесли ему хлеб-соль. Однако Матвеев сразу же осудил их действия, и по Москве тут же стали передавать сказанные им слова: «Стрельцы таковы, что если им хоть немного попустить узду, то они дойдут до крайнего бесчинства».
Этого было довольно, чтобы Матвеев стал злейшим врагом стрельцов.
Вскоре по Москве пошел слух, что брат вдовствующей царицы Иван Нарышкин, примерив на себя царский наряд, сел на трон, но Софья и другие Милославские стали укорять его за это, и тогда Иван стал душить своего тезку-царевича, которого еле-еле сумели отбить дворцовые стражники.
А во вторник, 15 мая, в полдень, когда бояре собрались в Кремле в Думе, братья Толстые стали кричать, примчавшись в стрелецкие слободы, что Иван Нарышкин все же задушил царевича Ивана.
Бунт стрельцов и холопов
Стрельцы схватились за оружие, ударили в набат, и толпа со знаменами и барабанным боем ринулась к Кремлю. Боярская дума в страхе разбежалась. Тогда по совету Матвеева царица Наталья в сопровождении патриарха вышла с обоими царевичами на Красное крыльцо. Но и появление живого Ивана-царевича не остановило стрельцов, жаждавших крови. Не смог уговорить их и патриарх. Стрельцы кинулись на крыльцо и первым сбросили на копья начальника стрелецкого приказа князя Михаила Юрьевича Долгоруко-
ва, а за ним – Матвеева и обоих изрубили на куски.
Ворвавшись во дворец, стрельцы повсюду искали Нарышкиных и их сторонников, заглядывая в сундуки, лари и даже в печные трубы, желая найти Ивана Нарышкина.
Были убиты Языковы и Лихачевы, десятки дьяков, бояр, дворцовых слуг, а их имущество разграблено.
Эти убийства и зверства произошли на глазах юного Петра. Он был настолько напуган и потрясен увиденным, что с ним случился первый эпилептический припадок. Впоследствии такие припадки сопровождали Петра всю жизнь. До последних дней сохранил он и ненависть к бунтовщикам, беспощадно карая мятежников.
Получив около трехсот тысяч рублей и имущество побитых ими бояр, стрельцы послали начальника Стрелецкого приказа князя Ивана Андреевича Хованского потребовать воцарения и старшего брата – Ивана Алексеевича, объявив его первым царем, а Петра – вторым.
На следующий день все продолжилось снова, и снова кровь невинных жертв заливала Москву. Стрельцы успокоились только тогда, когда по настоянию Софьи им был выдан брат царицы Иван. Его за волосы вытащили из церкви, бросили в пыточный застенок и после долгих мучений отволокли на Красную площадь. Там его подняли на копья, потом бросили наземь и, изрубив в мелкие куски, втоптали их в грязь.
В этот же день взбунтовались боярские холопы. Вместе со стрельцами они пошли на Холопий приказ, разгромили его и уничтожили кабальные записи.
И хотя отныне холопы могли идти на все четыре стороны, но почти все они либо вернулись к своим прежним владельцам, либо вновь похолопились, найдя себе новых господ, ибо холопство было в крови у них, и они не только не знали, что такое воля, но не представляли, как можно жить свободным человеком, потому что свободный человек должен был уметь кормить и одевать себя и свою семью сам, а холопов поил, кормил, одевал и говорил, что им делать, хозяин.
Софья пообещала стрельцам выдать им все неустойки по прежним долгам, сверх того дать каждому из них по десяти рублей – деньги громадные, целое состояние – и выслать всех их обидчиков из Москвы.
Тут же в ссылку были отправлены почти все оставшиеся в живых Нарышкины, Лихачевы и Языковы, сын Матвеева Андрей и еще множество бывших стрелецких начальников.
По настоянию бунтарей во главе Стрелецкого приказа был поставлен их заступник и всеобщий любимец – князь Иван Андреевич Хованский.
По наущению Хованского стрельцы подали Софье челобитную, чтобы рядом с Петром был второй царь – Иван Алексеевич. 26 мая собранные с бору по сосенке москвичи и случайные люди из других городов, представлявшие, как им внушили стрельцы, всю Россию, пришли в Кремль и выкрикнули старшим царем Ивана, а младшим – Петра.
СОФЬЯ АЛЕКСЕЕВНА – РЕГЕНТША-САМОДЕРЖИЦА
Восшествие на престол Софьи Алексеевны
Через три дня, 29 мая, стрельцы по новой челобитной попросили царевну Софью «по молодости обоих государей» принять на себя правление государством.
И вслед за тем во все грады и веси были разосланы грамоты, коими все люди извещались, что «царевна София Алексеевна по многом отрицании, согласно прошению братии своей, великих государей, склоняясь к благословению святейшего патриарха и всего священного собора, соглашаясь на челобитие всех чинов Московского государства, изволила восприять правление».
Для Московского государства крайне необычным делом было появление на престоле правительницы-женщины.
Об Ольге Киевской не вспоминал никто – слишком давно это было. Только ученые монахи иногда говорили между собой о Софье Палеолог, византийской царевне, бывшей правой рукой и мудрой советчицей Ивана Васильевича III, коего в свое время называли Великим, ибо в его правление Русь избавилась от ордынского ига. И невольно приходило на ум, что жену его тоже звали Софьей.
Вспоминали и Елену Васильевну, царицу Московскую, которая была правительницей государства Российского и оберегательницей сына своего – будущего Ивана Васильевича IV, прозванного еще при жизни его Грозным.
