— Я был в самых обычных местах. А единственный ненужный момент — когда меня чуть не утопили.
— Вот именно. Признаться, я не совсем поверил тебе, когда ты рассказывал, что видел. Даже больше скажу, но это должно остаться между нами.
— Мог бы и не предупреждать.
— Извини. Так вот. На первом катере были преступники — контрабандисты, везли наркотики. Второй катер был наш, сторожевик. Догнал беглецов и взорвал.
— Контрабандные наркотики? Я и не знал, что такое бывает. Но если бывает и если их поймали — это же отличный сюжет для вечерних новостей.
— Я-то с тобой согласен, но согласны не все. Им кажется, что такая информация будет только поощрять нарушение закона. Такова политика, и нам от нее никуда не деться, и ты случайно влип в эту кашу. Но не надолго. Так что забудь и о «клопе», и о том, что я тебе говорил, — и приходи к восьми.
Ян взял зятя за руку.
— Если я кажусь недостаточно благодарным — так это только из-за похмелья. Спасибо. Хорошо знать, что ты есть. Я, правда, половины не понял, но, может быть, и не хочу понимать.
— Это самое мудрое. До вечера.
Когда дверь закрылась, Ян вылил в раковину остывший кофе и подошел к бару. Клин клином вышибать — это не в его правилах, но сегодня случай особый. Можно ли верить Смитти? Он правду сказал или приврал по долгу службы? Он все рассказал или там есть еще что-нибудь? Единственное, что оставалось, — вести себя так, будто это «еще что-нибудь» есть на самом деле. И следить за собой при телефонных разговорах.
Потом до него вдруг дошло, что Сара на субмарине говорила правду. Оказывается, мир далеко не так прост, как он думал всю жизнь.
На улице шел снег, и лондонский Сити исчез за мельтешащей белой пеленой. Что же делать? Он знал, что стоит на распутье, на развилке жизненных дорог. Быть может, это самый главный выбор, выбор важности неимоверной. За последние недели он получил немало ощутимых ударов; пожалуй, больше, чем за всю предыдущую жизнь. Школьные драки, университетские экзамены, дела любовные — все это на самом деле было совсем просто. Жизнь всегда текла ему навстречу, и он всегда принимал это как должное. Все решения были просты, потому что всегда шли по течению. Теперь — другое дело. Теперь надо решать.
Конечно, он мог бы забыть все, что услышал и узнал, — и жить, как прежде…
Но нет. Вряд ли. Все изменилось: мир, в котором он жил, оказался ненастоящим, а его взгляд на реальность — неверным. Израиль, контрабандисты, подлодки, демократия, рабовладение… Все это существовало, а он ничего не знал. Он заблуждался. Словно люди до Коперника, убежденные в том, что Солнце вращается вокруг Земли. Они верили — нет, они знали, — это правда. И они ошибались. Он тоже знал свой мир — и точно так же ошибался.
В тот момент он не имел понятия, куда заведут его эти мысли, но ощутил внезапный страх, что дело может кончиться катастрофой. Может — но попытаться все-таки надо… Возникла даже гордость какая-то, что он так свободно мыслит; что способен к рациональному, без эмоций, поиску истины, в чем бы она ни состояла.
Ну что ж. В мире много такой правды, о которой он и понятия не имеет, — он до нее докопается. И он знает, как это сделать. Это просто. Быть может, он и оставит какие-то следы — но если сделает все, как надо, его не поймают.
Улыбнувшись, он взял блокнот, карандаш, — и сел чертить схему компьютерной программы. С помощью этой программы он узнает все.
Глава 6
— У меня просто слов нет, как я рада, что вы решили работать с нами. Все наши микросхемы — древности, годные разве что для музеев. Я каждый день просто в отчаянии, просто не знаю, что с ними делать.
Седая, маленькая, толстенькая — Соня Амарильо была едва видна из-за большого письменного стола. Несмотря на годы, прожитые в Лондоне, она говорила с заметным французским акцентом, а похожа была на консьержку или замотанную домохозяйку, хотя по праву считалась одним из лучших специалистов по связи во всем мире.
— Я тоже рад, мадам Амарильо. Быть здесь для меня и большая честь, и большое удовольствие. Должен сознаться, что присоединяюсь к вашей работе из чисто эгоистических побуждений.
— Побольше бы такого эгоизма!
— Однако это чистая правда. Я работаю над малогабаритной системой морской навигации. У меня возникли кое-какие проблемы, и в конце концов до меня дошло, что главное — я просто очень мало знаю об устройстве сателлитов. Когда услышал, что вы ищете специалиста по микросхемам, то сразу ухватился за такой шанс.
— Вы просто замечательный! А раз так — я рада вам вдвойне. Пойдемте в вашу лабораторию.
— А вы не хотите сначала сообщить мне, в чем будет состоять моя работа?
— Во всем. — Она быстро взмахнула руками во всеохватном жесте. — Я хочу, чтобы прежде всего вы разобрались с нашими схемами. Спрашивайте, изучайте наши сателлиты. У нас очень много трудностей, но ими я пока не хотела бы вас обременять. Когда вы освоитесь, я свалю на вас ворох проблем. Во-от такой!.. Вы еще пожалеете, что пришли…
— Вряд ли. Мне на самом деле очень нужно разобраться во всем вашем хозяйстве.
Это была святая правда. Ему надо было поработать в какой-нибудь очень крупной лаборатории, и вакансия в спутниковой программе оказалась очень кстати. Здесь он сможет довести до ума свою систему навигации. И принесет немало пользы, если схемы действительно так устарели, как она сказала.
Оказалось, что на деле все еще хуже. Первый сателлит, который он изучил во всех деталях, был громадной двухтонной машиной, висевшей в небе над Атлантическим океаном на геосинхронной орбите на высоте 35924 километра. Уже многие годы он был в аварийном состоянии, работало меньше половины систем, и сейчас изготавливалось оборудование для замены. Ян начал просматривать чертежи этих замен. На одном экране появлялись общие схемы, а на другом — побольше размером и поближе к нему — цветные деталировки отдельных контуров. Некоторые из них показались знакомыми, слишком знакомыми. Он прикоснулся иглой-указкой к экрану и запросил информацию. На третьем дисплее засветились цифры расшифровки.
— Быть того не может! — воскликнул Ян вслух.
— Вы меня звали, ваша честь? — Ассистент, толкавший тележку с инструментом, остановился и повернулся в его сторону.
— Нет-нет, спасибо. Я сам с собой.
Тот заторопился дальше, а Ян в изумлении покачал головой. Эти схемы приводились в учебниках, когда он еще в школу ходил; им должно быть никак ни меньше пятидесяти лет. За это время предложены десятки новых решений. Если будут попадаться еще такие же проекты, он сможет без особого труда улучшить конструкции сателлитов за счет уже готовых современных схем. Скучно, зато просто. И будет достаточно свободного времени для собственных дел.
А собственные дела шли хорошо. Он уже пробрался через большую часть защит университетского компьютера в Оксфорде и теперь отыскивал закрытые области в исторических отделах. Годы работы с конструированием компьютерных схем приносили свои плоды.
