В пути мы молчали, и очень скоро у меня засосало под ложечкой. В первый рабочий день меня всегда подташнивало. Я смотрела в окно и считала фонари, чтобы отвлечься.
Когда мы подъехали к «Питу» – аккурат после двадцать пятого фонаря, – я вдруг осознала, что не имею понятия, что мне делать и куда идти. К счастью, хорошенькая блондинка, которая накануне подавала нам пиво, встретила меня на входе, представилась Дженни и, махнув Келлану, увела меня по коридору в заднюю комнату напротив туалетов.
Там оказался большой склад: многочисленные полки вдоль одной из стен были уставлены коробками со спиртным и пивом, салфетками, солью, перцем и прочими припасами. Возле другой стены стояла пара столов и несколько стульев, а третью занимали шкафчики для персонала. Дженни вынула для меня из коробки красную футболку «У Пита», показала мой шкафчик и журнал учета. В туалете я переоделась, и мне сразу стало чуть-чуть легче. Внешнее сходство с работниками бара породило во мне чувство общности.
Я немного преувеличила, когда сказала Питу, что работала официанткой. Однажды летом я подменяла сестру, которая отправилась «на поиски себя», что бы это ни значило. Ее крошечная закусочная вмещала, дай бог, половину публики, которую в «Пите» обслуживали за обычный вечер. Мне было немного страшно.
Через несколько минут выйдя из коридора, я увидела Келлана, который потягивал пиво, облокотившись на стойку. Барменша подалась к нему и пожирала его глазами. Она переделала свою форменную футболку, снабдив ее непристойным вырезом. Келлан, не обращая на нее внимания, мимоходом глотнул из своего стакана и улыбнулся, увидев меня.
Я чуть нахмурилась, взглянув на его бокал, и он заметил это.
– Извини. Рита тебя опередила. В следующий раз.
Барменша Рита была блондинкой постарше – впрочем, я сильно сомневалась, что цвет ее волос натуральный. Ее кожа чуть загрубела, Рита слишком увлекалась автозагаром. Когда-то, возможно, она была симпатичной, но время не пощадило ее. Однако в собственных глазах она оставалась красавицей и отчаянно кокетничала. Вечер показал, что она очень любила свою работу и с удовольствием пересказывала всякие слухи, которыми с ней делились клиенты. За смену я не однажды краснела, выслушивая эти байки и мысленно приказывая себе (хоть я и не собиралась) никогда и ни за что не доверяться барменам – особенно этой.
Весь вечер я по пятам ходила за Дженни, принимавшей заказы. Было немного неловко, так как большинство клиентов были завсегдатаями и неизменно заказывали одно и то же. Она подходила к столику и просто спрашивала: «Салют, Билл, тебе как обычно?» Тот кивал, она улыбалась и шла в бар или кухню передавать заказ, которого я даже не слышала. Это пугало меня.
Дженни заметила мою тревогу.
– Не волнуйся, освоишься. По будням с постоянными клиентами легко… Они будут с тобой вежливы. – Она чуть нахмурилась. – Ну, большинство, а с остальными я помогу.
Она дружески улыбнулась, и я была очень признательна ей за любезность. Ее наружность полностью отражала характер. Она была, как говорится, словно нераскрывшийся бутон: миниатюрная, с шелковистыми струящимися светлыми волосами, светло-голубыми глазами и формами ровно такими, чтобы привлечь внимание некоторых клиентов. Но я не могла к ней ревновать: Дженни была слишком мила. К тому же я моментально почувствовала, что между нами установилась связь.
В какой-то момент Келлан нарисовался передо мной и дал мне на чай за выпивку, которой я ему не подавала. Он виновато улыбнулся, извиняясь за свой вынужденный уход.
– У меня концерт в другом баре. – Он указал большим пальцем через плечо. – Надо встретить ребят, помочь им с аппаратурой.
– Спасибо огромное, что подвез.
Я чмокнула его в щеку и почему-то покраснела, а Рита озадаченно вскинула брови. Келлан улыбнулся, пробормотал что-то насчет пустяков и вскоре покинул бар.
Позже зашел Денни – взглянуть, как у меня дела. Он обнял меня и расцеловал к восторгу Риты, которая, как я сочла, взирала на него довольно нахально. Но Денни задержался лишь на минутку. Он получил проект, над которым спешил поработать дома. Он неистово ликовал и заразил меня своей радостью. Впервые с тех пор, как он уехал, я улыбалась во весь рот.
Помимо наблюдения за Дженни, мне приходилось заниматься уборкой. Я потратила много времени на протирку столов, мытье стаканов и помощь на кухне, а стоило веселью пойти на убыль – и на очистку стен туалета от граффити. Пит выдал мне серую краску и маленькую кисть. Рита велела сообщить ей, если найдется что-нибудь смачное. Дженни с улыбкой пожелала мне удачи, и я вздохнула.
Я начала с женского туалета, решив, что там будет приличнее, тем более что в мужской мне идти совсем не хотелось. Все три кабинки были исписаны снаружи и изнутри ручками и маркерами. Я снова вздохнула и помечтала о валике – дело грозило затянуться.
Некоторые надписи были вполне безобидны: «Я люблю Криса», «А. М. + Т. Л.», «Здесь была Сара», «Люблю навеки», «Ненавижу водку», «Иди домой, ты пьяна» (эта меня рассмешила). Но многие оказались не столь невинны: «Хочу трахаться», «Хочу перепихнуться вечерком, мой парень в этом знает толк». Иногда попадалась нецензурщина. А в некоторых надписях говорилось о людях, уже знакомых мне: «От Сэма я вся теку», «Я люблю Дженни» (гм, это был женский туалет), «Рита – шлюха» (я прыснула – не иначе тот самый смак, которого ей хотелось).
И наконец, масса слов, посвященных рок-группе. Сперва я удивилась, но после решила, что это объяснимо, коль скоро они так часто здесь играют и выглядят так привлекательно.
Самые откровенные фразы были посвящены Гриффину. Я даже не смогла прочесть их полностью. Красная как рак, я поскорее закрасила слова, в которых выражались всяческие намерения в его адрес и желание ему отдаться. Имелось даже крайне живописное изображение полового акта с ним, настолько нелепое и грубое, что я встревожилась, не застрянет ли оно в моей памяти. Со вздохом я поняла, что непременно вспыхну, как только увижу Гриффина. Ему, небось, это понравится.
Надписи, относившиеся к Мэтту и Эвану, были более сдержанными. Девицы восхищались Эваном: «Я люблю его, я хочу его. Эван, женись на мне». Про Мэтта писали: «Черт, он крутой, я дам ему хоть сейчас», «Мэтт меня заводит».
Но большая часть граффити была, конечно, посвящена Келлану, начиная с милого «Келлан меня любит», «Келлан навеки, будущая миссис Кайл» и заканчивая уже не таким милым. Келлан явно знал, о чем говорит, когда заявил, что женщины реагировали на его сексуальность. Высказывания были весьма откровенны – почти как те, что касались Гриффина, – и сообщали миру о вещах, которые девушки хотели бы с ним проделать. Были надписи и от женщин, которые, похоже, успели познакомиться с ним ближе. Правду они говорили или нет, но их фразы являлись наиболее бесстыдными: «Келлан лизал мне…» (я закрасила продолжение, где пояснялось, что именно он лизал), «Я отсосала у Келлана…» (стоп, не хочу ничего знать), «Хочешь отдохнуть – позвони…» (я захлопала глазами – да тут наш телефон! – и немедленно закрасила номер), «Келлан вставил свой…». Так, об этом я и вовсе не стала читать. Мне уже были обеспечены кошмары с участием Гриффина, а потому совершенно не хотелось, чтобы к нему присоединился и наш сосед по квартире.
