Барбонтин посмотрел на Клементе.
Тот остался совершенно невозмутим.
– Может, был, а может, и не был. Во всяком случае, тебя это не касается. Ибаррагирре шел ночью один, кто-то на него напал, убил и обворовал. Свидетелей нет. Скорее всего – дело рук какого-нибудь бродяги. Так напишут в газетах. Особенно распространяться на эту тему не советую: держи язык за зубами ради собственной безопасности.
Клементе положил руки на стол, как бы говоря, что разговор закончен.
Риэ неохотно встала. Спрятала паспорт в сумку.
– Ну же, давай быстрее. Пока майор не передумал, – поторопил ее Барбонтин, и Риэ против воли повернулась к Клементе спиной.
– Все-таки это неправильно, – сказала Риэ, когда они шли по коридору в обратном направлении. – Никаких объяснений, и все, езжай домой. И что он хотел сказать этой фразой – «ради собственной безопасности»?
– По-испански ты говоришь неплохо, а ситуацию в стране не понимаешь. Если твое имя появится в газетах, убийца Ибаррагирре попробует разделаться и с тобой, чтобы свидетелей не оставалось.
– Но ведь по-вашему этот человек – всего лишь плод моего воображения? Так?
На это Барбонтин отвечать не стал.
Из вестибюля на первом этаже они вышли на улицу. Дверь за ними автоматически защелкнулась.
Риэ оглядела темный квартал, и ее охватил панический ужас.
– Отвезу тебя до писо, – проговорил Барбонтин.
Вдруг на другой стороне улицы Риэ почудилось какое-то движение. Она вздрогнула и стала напряженно вглядываться в темноту.
Ей показалось, что там кто-то был, однако, сколько она ни смотрела, никого увидеть ей не удалось. Только рваная вертикальная реклама развевалась от порывов ветра.
– Что случилось, Риэ? – спросил Барбонтин из машины.
Риэ не сводила глаз с вывески. Она замерла на месте, уверенная, что за вывеской кто-то спрятался. Ее вдруг пронзила мысль, что убийца мог легко проследить за ними от самого места происшествия на улице Принсипе.
– Да садись же ты! Не буду я с тобой всю ночь возиться.
Риэ подбежала к машине и поспешно уселась на сиденье.
Обернувшись, посмотрела через заднее стекло. Кроме припаркованных в ряд машин ничего видно не было.
Барбонтин завел мотор.
– Я к себе не поеду.
– Что значит – не поеду? – спросил Барбонтин, повернувшись к ней с выражением то ли удивленным, то ли недовольным.
Риэ быстро приняла решение:
– Отвезите меня к «Чорисо», на улицу Мануэль-Фернандес-и-Гонсалес, эта закусочная открыта всю ночь.
– Мануэль-Фернандес… Так это же совсем рядом с улицей Принсипе. Чего же ты в писо не хочешь возвращаться?
– Не хочу. Хозяйка «Чорисо» – моя подруга. Остановлюсь сегодня у нее.
Барбонтин открыл рот, чтобы что-то сказать, но промолчал и нажал на газ.
Риэ несколько раз оглянулась назад, однако не похоже было, что преследователь едет за ними.
– Ну, что там еще? Тебе взбрело в голову, что за нами кто-то гонится?
– Не знаю. Лучше объясните мне, почему вы, офицер национальной полиции, работаете в отделе по борьбе с терроризмом?
– С какой стати я должен разъяснять тебе, как организована полиция?
– Что, интересно, вы будете делать, если меня выследит убийца Ибаррагирре? Ведь он, вполне вероятно, запомнил мое лицо. Вот встречусь с ним где-нибудь в городе, и со мной все будет кончено.
Барбонтин слегка пожал плечами и достал из внутреннего кармана пиджака визитную карточку.
– Позвони мне, если что.
– Если успею.
Риэ спрятала карточку в сумку.
Десять минут спустя они уже ехали по улице Эчегарай, которая шла параллельно Принсипе, и вскоре остановились в начале Мануэль-Фернандес-и-Гонсалес, у заграждения, блокировавшего проезд машин. «Чорисо» была прямо перед ними.
Помахав рукой Барбонтину, Риэ вбежала внутрь.
Было уже около четырех утра. Несколько молодых людей прочно обосновались у стойки и во весь голос обсуждали футбол.
Среди них оказался и Кадзама Симпэй.
Кадзама, исчезнувший два часа назад, когда приехала вызванная Риэ полиция, сейчас стоял, облокотившись о стойку, и спокойно потягивал пиво.
Риэ, не глядя по сторонам, направилась прямо к нему.
Локтем отодвинув парня, на голове которого красовался клок волос фиолетового цвета, Риэ села рядом с Кадзама.
– Бессовестный. Куда ты запропастился, как раз когда ты был так нужен?
Заказав бармену еще пива, Кадзама ответил:
– Я же вам сказал, что не большой любитель полиции. Но я надеялся, что вы сюда вернетесь, вот и дожидался. Вы уж простите.
Бармен поставил перед ними канья[12]с пивом. Риэ вдруг почувствовала страшную жажду и залпом выпила почти две трети бокала.
– Вы не могли бы рассказать мне все до конца? Вы тогда дошли до того, что ударили Ибаррагирре ногой, он повалился на землю, и в спине его торчал нож. Что же случилось дальше?
Утолив жажду, Риэ почувствовала, что проголодалась. Она заказала каламарес фритос.[13]
Не переставая жевать, Риэ продолжила свой рассказ.
Кадзама слушал молча, потягивая пиво.
Риэ поведала ему в деталях о самом убийстве и о дальнейшем развитии событий, включая разговоры с Барбонтином из национальной полиции и с Клементе из антитеррористического отдела. Вероятно, свою роль сыграло то, что ее собеседником был японец, и, так или иначе, на слово, которое она дала Клементе, ей стало просто наплевать.
Закончив свой рассказ, Риэ заметила, что выражение лица Кадзама стало напряженным. Она отставила тарелку с каламарес.
– Что случилось? Какая-нибудь зацепка?
– Да. То слово, которое Ибаррагирре произнес перед смертью…
– «Гал», что ли?
– Совершенно верно. Этот «гал» скорее всего вовсе не Гальвес и не Гальбан. И не Гарсия. Это просто «ГАЛ».
– Просто «ГАЛ»?
Кадзама понизил голос:
– Ну да. ГАЛ, то есть «Групо антитеррориста де либерасьён». Как это лучше перевести… «Антитеррористический фронт освобождения». Надо говорить потише, чтобы нас никто не услышал. Даже если ничего другого не разберут, но станет понятно, что мы говорим о ГАЛ, добра не жди.
– ГАЛ. Антитеррористический фронт освобождения. А что, есть такая организация?
