Чак пробежал глазами список обнаруженных улик и вещественных доказательств, прикрепленный на пюпитре с зажимом.
– Левая рука не обнаружена.
У Карен возникло ощущение, что она знает, почему рука исчезла, но она решила оставить догадки при себе, пока не будет совершенно уверена в своей правоте.
– Дайте нам знать, если отсутствуют… и другие анатомические части, – попросила она Чака.
– Зачем ему понадобилось отделять руку от тела? – полюбопытствовал Робби.
Карен кивком показала на правую руку жертвы.
– Стыкуется с ногтями. По какой-то причине он хочет, чтобы она выглядела уродливой. Обстриг ей волосы, обрезал ногти до самого мяса, так что они кровоточат. Все эти действия имеют для него какое-то значение. Ничего нельзя упускать из виду.
Карен пробыла в доме Мелани Хоффман еще минут пятнадцать, после чего распрощалась с экспертами-криминалистами и оперативниками, оставив их заниматься своим делом, и направилась к себе в офис, чтобы подготовиться к лекциям, которые читала слушателям Академии. Еще сидя за рулем машины, она достала коммуникатор и надиктовала на него впечатления от пребывания на месте преступления в доме Мелани Хоффман. К себе Карен приехала раньше, чем рассчитывала, поэтому решила вылить чашечку кофе в заведении под нелепым названием «Горгулья», расположенном через дорогу от ОПА, или Отдела поведенческого анализа, в здании торгово-коммерческого центра «Аквия».
Такая пауза, которую правильнее было бы называть передышкой, позволит ей собраться с мыслями и сделает переход от места преступления к офису не таким болезненным. Ей нужно было время, чтобы вновь стать нормальным человеком, пусть даже на каких-нибудь полчаса, прежде чем опять погрузиться с головой в преисподнюю, где правят бал серийные убийцы. По прошествии нескольких лет Карен поняла, что подобная передышка просто жизненно необходима, иначе она рискует заблудиться и навсегда потерять себя в темной бездне извращенного разума преступников и насильников. Если она войдет в этот мир, будет намного сложнее отделять себя от убийцы и поддерживать контакт с реальностью.
И еще одно соображение. Если Томас Гиффорд, ее босс, когда-нибудь узнает, что ей нужна подобная передышка, она закончит свои дни, составляя психологические портреты пингвинов где-нибудь в богом забытом уголке на побережье Северного Ледовитого океана. Из-за того что психолог-криминалист видит столько насильственных смертей – худшие из преступлений, совершаемых представителями гомо сапиенс, – Бюро приходится соблюдать крайнюю осторожность в отношении тех, кого оно ежедневно заставляет созерцать отвратительные сцены насилия и жестокости. Гиффорд, на котором лежала ответственность за состояние психического здоровья сотрудников, следил за ними с неусыпной зоркостью. Стоило возникнуть малейшему подозрению на то, что кто-то из его людей дал слабину и готов сломаться, – все, с таким криминалистом расставались сразу и навсегда. Никто не задавал никаких вопросов, но вернуться в когорту избранных было невозможно. Самоубийство в отделе психологов-криминалистов нанесло бы… непоправимый урон имиджу ФБР в глазах общественного мнения. Ни для кого не было секретом, что штатные психологи чаще остальных стражей порядка прикладывались к бутылке, да и риск сердечных заболеваний и прочих расстройств, вызванных чрезмерным нервным напряжением, у них неизмеримо выше, но самоубийства никто из них не совершал. Пока, во всяком случае.
Торговый центр представлял собой комплекс современных двухэтажных зданий красного кирпича, находящихся в городке Аквия, штат Вирджиния, в пятнадцати минутах езды к югу от Академии ФБР. Отдел поведенческого анализа, ОПА, за долгие годы своего существования претерпел многочисленные реорганизации и переименования, но самая существенная пертурбация произошла, когда он наконец переехал из полуподвального помещения Академии. Какая-то умная голова в руководстве сообразила, что нахождение под землей, в старом бункере, на глубине шестидесяти футов, и созерцание фотографий изуродованных тел не слишком благотворно влияет на психику нормального человека.
Таким образом состоялся его «развод» с Департаментом поведенческих наук, ДПН, исследовательским и академическим подразделением, вследствие чего ОПА переехал на противоположную сторону улицы от торгово-коммерческого центра «Аквия». Огромные окна нового здания поставляли солнечный свет, служивший действенным противоядием угнетающей и удушливой атмосфере смерти, царившей в прежнем полуподвале.
Вернувшись в свой крошечный кабинетик размером девять на девять футов, чтобы проверить голосовую почту, Карен обнаружила на столе картонную коробку от «Федерал экспресс»,[12]а в кресле – пять розовых наклеек со словами «Где тебя носит?». Скомкав яркие самоклеющиеся листочки, она тяжело опустилась в кресло. Ее офис пребывал в кажущемся беспорядке: повсюду лежали стопки книг и груды бумаг, но при этом все находилось на своих местах. Гофрированные абажуры двух ламп накаливания, прикрепленных на противоположных концах стола, служили подставками для заметок-напоминаний. В металлическом шкафу на полках выстроились черные папки-скоросшиватели ФБР, в прозрачных кармашках которых виднелись отпечатанные на принтере заголовки: «Сексуальные домогательства», «Убийства на сексуальной почве», «Интерпретация пятен и следов крови» и «Сексуальный садизм». К одной из полок была прикреплена написанная от руки табличка «Почитать на время не даю».
Карен нажала кнопку на телефоне. Оказывается, ее ждали три сообщения голосовой почты. Одно пришло сегодня из Службы внутренних расследований и касалось утренней стрельбы в банке. Второе сообщение прислал ее адвокат, уведомляя, что развод вступил в финальную стадию и осталось уладить лишь мелкие формальности. Карен на мгновение прикрыла глаза и с облегчением вздохнула.
Но блаженное состояние длилось недолго, ровно до тех пор, пока она не прослушала третье сообщение, на этот раз от Джонатана, своего четырнадцатилетнего сына. Эту неделю он проводил в гостях у отца. Суть послания сводилась к следующему: им надо поговорить. А подросток, желающий поговорить с матерью, похож на вулкан: извержение бывает нечасто, но когда все-таки случается, то сказать, в какую сторону потечет лава, не может никто. Карен решила, что предметом беседы станет его отец. А ведь на протяжении последних восемнадцати месяцев она только и делала, что пыталась навсегда избавиться от этого мужчины и вычеркнуть его из своей жизни. Но нравится ей это или нет, сын прилагал все усилия, чтобы снова их свести.
Карен подняла трубку телефона. По крайней мере, это даст лишние пять минут душевного равновесия, прежде чем наступит время идти в аудиторию. На сегодня довольно крови и экскрементов. И она отнюдь не спешила вновь погружаться в них по локоть или по колено – как придется.
…пятая
Переходя от ваз к большим контейнерам и испытывая невероятное возбуждение, он медленно двигался среди произведений искусства, созданных собственными руками. Все они возвышались на пьедесталах различной высоты, искусно подсвеченные сверху и с боков подобно признанным шедеврам. Гончарный круг и печь для обжига притаились в задней части мастерской, в соседней комнате, и он показывал их только ученикам. Настоящий художник никогда не выставит на всеобщее обозрение свои орудия производства. Пристального внимания публики заслуживают только законченные изделия, подлинные произведения искусства.
