— Совершенно верно, — подтверждаю я.
Толстуха начинает ворковать, как выводок голубей. Она говорит, поблескивая жадными глазами, что это просто невероятно.
— Три дня и три ночи… — говорит она мечтательно. — Ах, какие были мужчины в те времена!
Берю открывает свою хлеборезку, перед которой замерла сосиска приятной наружности, но Здоровяк не спешит загрузить её в рот, он спрашивает:
— А что сделала эта Берта?
— Кое-что значительное, что никому не удавалось сделать после неё, — отвечаю я, — она родила Карла Великого.
— Император с большой бородой! — декламирует Берта, чья культура вызвала бы зависть у жителя провинции Бос.
— Не совсем так, милая Берта. Историческая правда обязывает меня сказать, что Карл Великий был совершенно не таким, каким его изображали. Это был высокий и толстый тевтонец с круглой головой, вдавленной в плечи. Он не носил бороды, а только усы, как у Брассенса[37].
— Ты можешь мне не верить, — шепчет Берюрье, — но мне он больше нравится таким. Я терпеть не могу бородатых. Кстати, а почему его звали Мань[38], этого Карла? Он что, родственник Антонена Мань?[39]
— Насколько я знаю, нет. Мань — это от Магнус, что означает — великий.
— Отсюда и выражение «мания величия»?
— Точно!
— И что за дела он творил, твой усатый?
— Что делают монархи, когда хотят попасть в учебники, Толстяк?
— Воюют?
— Вот-вот!
— И против кого он воевал, твой Шарло-Усатый?
— Против кого воюют французы? Против Германии, против Италии и против арабов.
— Опять эти арабы! — вздыхает Берю. — А я-то думал, что всё началось в 1954! И как всегда Шарль!
Он выставляет большой палец в виде шпателя и перечисляет:
— Шарль Вильгельм Телль, Шарль Антонен Мань и Шарль…
— Давай без политики! — осаживает его Берта.
Она разрезает баранью ногу с удивительным мастерством. Как будто мы участвуем в телепередаче Этьена Лалу «Напрямую из госпиталя Божон»! Даже начинаешь жалеть о том, что ты не баран, чтобы твои дрыжки разделала Б.Б.
— А когда он не воевал, он занимался любовью? — волнуется она, высунув аппетитный язык.
— Ещё как! — успокаиваю я её. — У него было пять законных жен.
— Бандит! — жеманничает Берта.
Применительно к Карлу Великому выражение может показаться непочтительным.
— Он прогнал двух первых и похоронил трёх остальных, — объясняю я парочке людоедов.
Берюрье принимает мечтательный вид.
— Пять жён, да у него жизнь была не скучной, — отдаёт должное Бугай. — Этот Чарли не вылезал из мэрии! Прикинь, ему, наверное, надо было запасать апельсиновые цветочки фуражными возами!
Затем, в задумчивости:
— У меня такое чувство, что сестрёнки в те времена были не такими крепкими, как в наши дни. Если бы Карлу Великому в первый раз досталась такая гражданка, как Берта, ему бы не пришлось жениться ещё четыре раза! Надо сказать, что Берта — я это говорю в её присутствии — это такая штучка, которая служит долго. Если бы не моё здоровье и приятели, она бы завалила на верстак пятерых мужиков, можешь быть спокоен!
Б.Б. становится багровой от смущения.
— Слушайте его, он вам ещё не такое скажет.
И прижимает своё колено к моему в качестве подтверждения слов своего супруга.
Я спешно поворачиваю разговор на тернистый путь познания.
— Карл Великий занимался не только войнами и женитьбами, — продолжаю я. — Он ещё издавал законы и открывал школы. В промежутках между войнами он сам проверял эти школы!
— Не гордый император, — усмехается Берю. — Он косил под инспектора. Значит, у него были способности. Я думаю, что если бы я появился в выпускном классе и спросил у детей, как пишется слово «шакал» во множественном числе[40], я бы волновался во время ответа из-за учителя, который, возможно, знает его…
Берта гневается на своего гориллу.
— Не мешай говорить комиссару, — приказывает она. — Ты всё время перебиваешь.
Она поворачивается ко мне и спрашивает:
— Роланд был племянником Карла Великого, не так ли?
Берю вытаскивает изо рта полфунта баранины, которую он только что туда засунул, чтобы выразить супружеское восхищение.
— Представляешь, как она подкована! — ликует Толстяк. — Если бы она пошла в образование, она бы уже была учительницей!
— Ваша эрудиция поразительна! — говорю я учёной женщине.
Этот комплимент заслуживает мне лёгкое касание коленом. Если ты приходишь в дом Берю с внешностью Дон Жуана, нужно запасаться полной амуницией хоккеиста: без наколенников не обойтись!
— Дорогая Берта, здесь тоже надо не во всём верить легенде. Роланд не был племянником Карла Великого, и он принял смерть не от арабов, а от баскских горцев.
— А что говорит легенда? — требует Берю, глотая фасоль.
— Роланд, племянник великого императора, был в арьергарде армии, которая возвращалась из Испании. Он пошёл со своим войском через ущелье Ронсево…
Берю обрывает меня:
— Слушай, это не битва при Маренго?[41]
— Никак нет, а что?
— Ронсево — Маренго, мне это о чём-то напоминает, извини. И что там было, в этом ущелье?
— Предатель Ганелон показал арабам дорогу, по которой шёл Роланд, и мавры напали на него.
— Они там, наверное, махались по-чёрному. Он не служил в десантных войсках, твой Роланд?
— Нет, но месилово было не слабое, мой племянничек, как сказал бы Карл Великий. И тогда Роланд вытащил свой меч, который называли Дюрандаль!
— О! Как нашего глухого соседа сверху!
