приехал? – осведомился Джейден.
– Сегодня днем, – ответил я.
– Еда осталась?
– Не знаю… Поищите на кухне. Приходила мисс Радклиф, она наверняка приготовила больше, чем подавала вечером на стол.
Разговор велся о совершенно обыденных вещах, но вместе с тем я отдавал себе отчет в том, что нахожусь в некоем странном мире: до конца я так и не понял, было ли это видение или же все происходило на самом деле.
– Ясно, – произнес Джейден, однако не сдвинулся с места. – Тебе же сообщили твои обязанности?
– О чем вы? – Теперь я сидел на кровати, закутавшись в одеяло. После бессонной ночи, наполненной необъяснимыми страхами, меня трясло от холода, но на Джейдена это, кажется, не производило ни малейшего впечатления. Во всяком случае, он даже не поинтересовался моим самочувствием.
– Я о твоих обязанностях, – немного раздраженным тоном повторил Джейден. – Ты должен меня кормить. – Он отвел глаза и уставился в окно, где ровным счетом ничего не было видно, а затем внезапным рывком повернулся ко мне и прошипел: – Не вздумай продавать этот дом и сбегать в какой-то другой город, слышишь? Не рассчитывай скрыться – я чую кровь, которая принадлежит нашему семейству, я чую ее издалека!
– О чем вы говорите, дядя? – не выдержал я. – По какому праву вы вообще намерены распоряжаться моим будущим? Вашего имени нет в завещании деда – полагаю, кстати, что нет его ни в одном из официальных документов этого города. Следовательно, ваша жизнь, если она в какой-то мере зависит от моих решений, связана исключительно с моей доброй волей. Так постарайтесь же по крайней мере добиться моего расположения, а не…
Он завизжал. Я так и не понял, смех это был или вопль ярости: подобных звуков я раньше никогда не слышал. Пронзительный, бесконечно тонкий вопль проникал через уши в самую глубину моего мозга и словно выжигал там какие-то непостижимые знаки. Мое тело содрогалось, как будто пыталось дать некий бессловесный ответ на эти призывы. Затем все стихло, и на миг меня охватил ужас при мысли о том, что я оглох.
– Твоя мать, – прошипел голос у меня в ушах. Джейден по-прежнему сидел в кресле в некотором отдалении от меня, однако теперь я слышал его голос как будто внутри себя – словно это были не звучащие со стороны фразы, а мои собственные личные мысли. – Твоя мать, Ар-тур Фи-липс Эт-вуд… – Мое имя прозвучало по слогам, словно являло собой некую второсортную насмешку, хотя при других обстоятельствах я имел обыкновение гордиться им. – Твоя мать, мис-сис Эт-вуд, малыш Ар-тур Фил-липс… добрая женщина, не так ли? Она так сильно заботилась о собственных детях… Тебя-то она не трогала, потому что ты родился тем, что принято именовать человеком, но что касается твоих братьев… Ты никогда не спрашивал отца, что случилось с младшим, с тем, который умер незадолго до ее смерти?
– Случается, младенцы не выдерживают жизни на этом свете, – сказал я. – Не такое уж редкое явление, чтобы задавать вопросы и без того печалящимся родителям.
– Она попросту его съела, – произнес Джейден почти обыкновенным человечьим голосом, так, как говорят о чем-то само собой разумеющемся. Но внезапно голос этот снова взвился до почти оглушительных высоченных нот. – Съела, говорю тебе, съела, съела!.. Она не могла больше отказывать себе в питании человечьей кровью. Она теряла всякие силы, ее охватывал смертельный ужас, непобедимый, такой сокрушающий, какого никогда не ведают обыкновенные люди… В смертельной хвори человек бессилен, он сперва заболевает, потом отдает свою жизнь неведомо кому. Мы же другие: чем сильнее гложет нас близость смерти, тем больше в нас мощи и ярости. Твоя мать боролась с собой до последнего, но в тот миг она не смогла себя удерживать и впилась зубами прямо в горло своему сыну… Уверен, она говорила себе, что он в любом случае не выживет в вашем человечьем мире, так пусть хотя бы спасет жизнь своей матери, отсрочит ее голодную смерть, позволит ей вырастить своего человечьего отпрыска. Но кто-то увидел ее кусающей горло младенцу, – быть может, твой отец, а? Такое в голову не приходило?
Я молчал. Когда Джейден начал говорить все это, я внезапно осознал, что он произносит вслух те самые мысли, что мучили меня все эти долгие годы. Может быть, мою мать, перекусывающую горло младенцу, видел в те минуты я сам – и сперва мое сознание отказалось верить увиденному, а позднее отказалось хранить эти впечатления в памяти.
– Похоже, я угадал! – сказал Джейден, почесывая бок. – Что ж, не повторяй судьбу своего братца, Ар-тур… – Он зевнул и снова глянул в окно. Там по-прежнему стояла темень, однако Джейден, похоже, что-то заметил, потому что беспокойно шевельнулся.
– Такого просто не может быть, – выдавил я из себя.
– О, лучше бы для тебя поверить мне, – возразил Джейден. – Такие, как я, никогда не лгут. Нам это просто не требуется. Люди нередко используют неправду просто потому, что слабы или не могут иным способом добиться желаемого, но мы не похожи на вас в этом.
Я хотел было что-то сказать ему… и в этот момент распахнул глаза.
Окно посерело, оттуда сочился свет. Лампа была потушена, в комнате никого не было. Я сел в постели. Голова раскалывалась от боли.
Что это было? Снова болезненный сон? Видение, подобное тому, что постигло меня в ту ужасную ночь накануне похорон моего отца? Действительно ли существует на белом свете это странное создание – Джейден Мэйсон Эллингтон – или же он является мне лишь в беспокойных снах?
Я спустился вниз. Во всем доме царила мертвая тишина. Я раскрыл дверь – в помещение хлынул утренний воздух, прохладный и влажный; ночью шел дождь.
Сегодня мне предстояла встреча с юристом, официальное оформление наследства, чтение важных документов и решающие подписи с печатями. Нужно было подготовиться: подобрать соответствующий костюм, причесать волосы, отработать невозмутимое выражение лица и правильную осанку, ведь я единственный внук и законный наследник уважаемого в городе человека.
История о том, как я получил в законное наследство дедушкину собственность, слишком малоинтересна – прежде всего потому, что все произошло чрезвычайно быстро, без единого сомнения или какой-либо двусмысленности. Дед оставил своему единственному внуку абсолютно все имеющееся у него имущество. Как я и предполагал, ни в одной из бумаг ни слова не говорилось об оставшемся после него сыне – или нескольких сыновьях. Старичку юристу, который со скучным лицом оформлял на меня документы, я задал вопрос о других родственниках покойного деда. По всей вероятности, почтенный господин этот видел в своей жизни абсолютно все ситуации, которые складываются в человеческих судьбах, и удивить его было поистине невозможно. С его точки зрения, надо полагать, я был слишком молод и еще не утратил пагубную привычку с излишней остротой восприятия реагировать на какие-то вполне обыденные жизненные обстоятельства.
– Другие сыновья? – проговорил он, заканчивая свою подпись красиво, пышными завитушками и поднимая на меня выцветшие, некогда голубые, а нынче почти белые глаза. – Нет, мистер Этвуд, насколько мне известно, никаких других отпрысков покойный мистер Эллингтон не изволил оставить. Исключительно ваша матушка, мир ее праху, являлась его выжившим ребенком, следовательно, составленное им завещание вполне справедливо и разумно определяет ваше право владения имуществом – за исключением той небольшой доли, которую он завещал здешней церкви.
– Если бы он позабыл это сделать, – заверил его я, – я сам бы совершил это пожертвование.
– Весьма разумно, мистер Этвуд, чрезвычайно разумно, – поддержал меня юрист и снова окунулся с носом в документы.
Приблизительно минут десять он раскладывал бумаги, в которых содержались полезные сведения о моей обретенной собственности, после чего вложил их в красивую папку и с торжественным видом поднялся со своего кресла.
Встал и я.
Вручая мне эти бумаги, старичок юрист отвесил мне небольшой, полный достоинства поклон. Его лицо сияло так, словно это он получил гору наследства и отныне может вести оставшуюся жизнь в полном довольстве, решительно ничего ради этого не делая.
– Поздравляю вас, мистер Эллингтон, – произнес он. – Отныне вы полноправный житель нашего городка и, смею надеяться, оставите здесь такой же яркий, незабываемый след, как ваш законный предок, покойный мистер Эллингтон… – Внезапно он замер и закашлялся. Его лицо покраснело от напряжения, несколько раз он моргнул, чуть опустил голову и добавил: – Прошу прощения, мистер Этвуд. Сам не знаю, что
