четырнадцатая
В ту субботу мы праздновали день рождения его мамы. Удивительная женщина, порой мне казалось, что она любит меня больше, чем моя собственная мама. Думаю, это потому, что она знала, просто не могла не знать, что ее сын особенный. И любила меня уже за то, что я живу рядом с этим особенным человеком и делаю его счастливым, что несомненно не самая простая задача.
Ресторан: малышка Эмма в воздушном платье, вся в кружевах. Платье парное со мной, белого цвета. Вкусная еда, повсюду цветы, шампанское, живая музыка, миллион поцелуев и фотографий с близкими и дальними родственниками, тосты, поздравления. Счастливые глаза Эм, его мамы и даже отца, что редкость.
И вот, какой-то по счету, возможно, десятый тост. Музыканты затихли, затих зал, мамина троюродная сестра на сцене, стучит пальчиком по микрофону – проверяет его…
Эм стоял недалеко от нас с Эммой, но в стороне, с кем-то из двоюродных братьев. И вдруг… Звон разбитого стекла. Я резко повернулась, и первое, что увидела – окровавленную руку Эм. Глаза метнулись к его лицу – и, как будто не было этих безмятежных лет, – передо мной снова был измученный, постаревший Эм, всего на секунду, но мне хватило, я узнала это лицо. Один раз увидев, невозможно забыть…
В ту секунду единственным моим желанием было схватить Эмму в охапку, скинуть туфли на каблуках и бежать, бежать, не останавливаясь и не оглядываясь!
Остальные гости конечно же ничего не поняли: сын именинницы порезал руку, разбился бокал, ну что ж, надо вытереть кровь и продолжать веселье, тетушка уже готова произносить тост!
И она произнесла его на славу.
Но для меня веселье в тот вечер закончилось. Эм дали салфетки, чтобы он вытер кровь, услужливые официанты убрали осколки стекла с пола и через 10 минут Эм стоял рядом с нами с перебинтованной кистью.
– Анна? Вы с Эммой не испугались? Я не знаю, как это произошло, бокал вдруг лопнул в руках, такое бывает. Ничего страшного!
«Как же. Лопнул случайно. Ты меня не обманешь, Эм, я не полная дура. Но я знаю, что давить на тебя и выпытывать бесполезно».
– Да ничего, Эмма ничего не заметила. Тебе не очень больно?
– Уже нет…
Уже нет. Но скоро стало больно мне. Потому что с того вечера Эм внезапно изменился. Только сейчас я отчетливо осознала, насколько предупредительным и заботливым он был раньше. Раздражительность, усталость, плохое настроение – теперь казалось, что раньше он всегда держал глубоко в себе подобные вещи. Теперь же передо мной была темная сторона Эм, и я никому бы не пожелала увидеть ее… Он как будто сорвался с катушек и еле сдерживал себя. Я думала – не делает ли он это специально, чтобы я бросила его? Возможно, в будущем уже бесповоротно наступил как раз тот случай, о котором он говорил мне: «Если вдруг … ты почувствуешь, что дальше тебе со мной опасно, разворачивайся и беги…»
Я не могла принять то, что происходило. Самые разные мысли теснились у меня в голове, обгоняя одна другую. Другая женщина? Он встретил кого-то? Но это не похоже на Эм. В тот вечер, когда он разбил бокал, он ведь не уронил его, а сжал в руке с такой силой, что бокал лопнул. Что он увидел тогда, какое будущее для нас? Может, я надумываю, и он случайно сжал бокал? Нет, этого просто не может быть. Нужно успокоиться и стараться жить дальше, помнишь, «иногда даже … лучше, если ты совсем перестанешь контролировать и поверишь наконец в меня и в то, что я справлюсь». Похоже, что Эм не справился. Что дальше? Что я должна делать теперь? И самое главное, что я могу сделать? Для нас, для нашей дочери? «С этого момента будущее предопределено и его уже не изменишь, можно только изменить путь, которым к нему придешь…»
Мы по-прежнему были хорошими родителями, хорошими друзьями, хорошими хозяином и хозяйкой дома, но что-то пошло не так, и эта трещина между нами становилась только больше с каждым днем.
Его все учащающиеся задержки по вечерам, «у меня много работы», мой уход в себя, в наушниках, с любимыми песнями и книгами. Бокал вина почти каждый вечер, даже тогда, когда он был совершенно лишним.
Примерно 100 бокалов и пару книг спустя произошло то, что рано или поздно должно было произойти.
В один из вечеров, после того, как я уложила Эмму спать, в нашей гостиной разразился безобразный скандал, начавшийся со смешного, незначительного повода. Эм схватил свою куртку и все еще что-то крича мне, выбежал за дверь. Он, который за все эти годы ни разу не повысил на меня голос… Я не слышала ни единого слова, так это было дико для меня, вся эта ссора. Я выбежала за ним: «Эм, постой, остановись! Зачем ты так со мной?»
– Нам лучше расстаться! Я больше не могу продолжать это, иначе я просто сойду с ума! Или сведу с ума тебя! Не о такой семье ты мечтала, поверь!
– Марк, но ведь… постой, поговори со мной, ведь все можно решить! Не надо, не уходи!
– Есть вещи, которые нельзя решить, Анна! Мне нужно побыть одному и подумать. – И как-то вдруг ссутулившись, наклонив голову, ушел в ночь. Даже не сел в машину, просто ушел пешком. Я стояла на крыльце, не обращая внимания на пронизывающий ветер, который безжалостно трепал мои волосы. Господи, пожалуйста… Дай нам еще хоть немного времени вместе.
«Эм, когда мы успели так отдалиться?»
Нет ответа…
В тот вечер он не вернулся домой. И на следующий – тоже. Телефон – вне зоны доступа. Машина – так и осталась на подъездной дорожке.
Родители Эм, как назло, как раз собирались в отпуск на днях, и на второй день, когда я всерьез забеспокоилась, им дозвониться я не смогла, видимо, на островах плохая связь.
Оставалось только ждать. Я усердно сохраняла лицо перед Эммой, и по телефону – со своей мамой – сказала, что Эм уехал по работе. Второй день, сообщение: «Со мной все в порядке, нужно время, как Эмма?», и только я успела дрожащими руками набрать «хорошо», отправить, сообщение прочитано, следующее уже не доставлено – снова отключил телефон.
Завтрак, игры, прогулка, обед, дневной сон, полдник, прогулка, игры, ужин, ванна, почитать на ночь, лечь спать. Простая последовательность действий успокаивает. Только не думать, только не давать себе думать о том, что все разбилось, как тот бокал на дне рождения.
