наблюдая за мной. Видно, что он намерен заблокировать последнюю шайбу и выиграть пари, но когда я обманываю его справа и бью слева, шайба попадает прямо в ворота.
Он показывает язык и опускает клюшку, а я поднимаю руки вверх и радуюсь. Но как только я слышу, что он бежит за мной на коньках, я визжу. Я ничего не могу сделать, чтобы убежать от него. Он хватает меня, и клюшка падает на пол, когда он поднимает меня.
Когда он ставит меня обратно на лед, я поворачиваюсь к нему лицом и гордо улыбаюсь. — Я выиграла!
Его глаза скользят по моему лицу, и он кладет руки мне на щеки. — Я тоже.
Он нежно целует меня, но вскоре его поцелуй становится более жарким. Его рука скользит по моему боку и обхватывает мою задницу, заставляя меня выгнуть бедра навстречу ему. Я задыхаюсь и стону ему в рот.
— Ты же помнишь, что сказал тренер, — предупреждаю я. — Никакого секса на льду.
Он хмыкает, и я чувствую, что у него появляется идея, потому что он ухмыляется. — Да, но он ничего не сказал о раздевалках.
Эта ночь становится все лучше и лучше.
4
Господь свидетель, я никогда не был из тех, кто хочет отношений, пока не появилась Лейкин и не перевернула все, что, как мне казалось, я знал. Но если бы кто-то сказал мне, что они такие, я бы, возможно, передумал. В тот момент, когда я осознал, что влюблен в Лейкин, я понял, что значительная часть меня хочет быть с ней.
Исключительно.
Официально.
Полностью.
В какой-то степени это пугало меня до смерти, потому что у меня заканчивались причины не быть с ней. Она продолжала вычеркивать каждую из них, как чертов список. Оглядываясь назад, я должен был понять, что у меня не было ни единого шанса.
Это должно было случиться, потому что мы созданы друг для друга.
Но теперь, когда это случилось, ты не услышишь от меня ни одной жалобы. Это чертовски здорово. Я получаю человека, который постоянно рядом, человека, с которым можно говорить обо всем и ни о чем одновременно, и секс по первому требованию. Плюс она приносит мне обед.
А все знают, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок.
Или это его член? Если нет, значит, так должно быть. Я просто говорю.
Лейкин сидит на прилавке серф-магазина, доедая картошку фри, когда у нее звонит телефон. На экране высветилась фотография ее мамы, и она ответила.
— Привет, мам, — говорит она. — Я не совсем уверена. А что?
За несколько секунд ее настроение меняется с десятки на твердую четверку. Именно в такие моменты меня бесит, что я слышу только одну сторону разговора.
— Хорошо, я хочу сказать, что сегодня вечером мне нужно обсудить кое-что с мистером Циммерманом. Мы можем поговорить об этом завтра? — Еще одна пауза, пока она слушает ее ответ. — Хорошо. Да, я тоже тебя люблю.
Она отключает звонок и закатывает глаза, но не делает никаких попыток объяснить. А я не из тех, кто просто так, без лишних слов, пускает все на самотек.
— Все в порядке?
Ее грудь вздымается, когда она делает глубокий вдох. — Наверное. Мои родители хотят поговорить со мной о моем жизненном выборе. Это означает, что они хотят поговорить со мной о том, когда я собираюсь поступать в колледж.
Мысль о том, что она уедет, ложится тяжелым грузом на мою грудь. Это не новая концепция, которую она обрушивает на меня. Она должна была уехать прошлым летом. Ей даже выделили общежитие. Но потом Кэма арестовали, и когда родители попытались уговорить ее поехать, она категорически отказалась. А ей уже исполнилось восемнадцать. Она была совершеннолетней и могла принимать самостоятельные решения.
Они ничего не могли сделать.
Наверное, я просто не понимал, что это все еще возможно. Как только я отдался на милость Кэму и признался, что влюблен в нее, вся эта идея вылетела у меня из головы. Единственное, о чем я думал, это о ней и обо мне.
— У них есть к тебе претензии? — проговорил я, стараясь казаться невозмутимым.
Она кивает. — То есть, я понимаю. Мы договорились, что я поеду, как только дело Кэма будет улажено, но что, если я не хочу идти в колледж? Это действительно так плохо?
— Ну, это зависит от обстоятельств, — говорю я ей. — Если это потому, что ты всерьез решила зарабатывать проституцией, то да. Но если у тебя есть настоящая мечта, которую ты хочешь осуществить, то я так не думаю.
— Есть, — признает она. — Или была. Я не знаю. Я хожу туда-сюда в этом вопросе.
Я наклоняю голову, чтобы заглянуть ей в глаза. — Что это?
Она сморщила нос и покачала головой. — Я не хочу этого говорить. Ты будешь смеяться надо мной.
Она не знает, что я никогда не смогу смеяться над ней, не тогда, когда от ее слов зависит, останется ли она здесь со мной или покинет меня.
— Пожалуйста? Я рассказал тебе о своей.
Уголки ее рта приподнимаются, когда она вспоминает наше маленькое рандеву с полицейскими на аэродроме. В тот день я впервые осознал, насколько глубоки мои чувства к ней. Когда я действительно почувствовал, что меня поимели.
Наконец, она вздыхает. — Я хочу стать автором песен. — Ее глаза не встречаются с моими, пока я молчу, представляя, как она пишет любовные баллады, которые я добавляю в свой секретный плейлист песен, заставляющих меня думать о ней. — Все в порядке. Ты можешь смеяться.
— Ни в коем случае, — отвечаю я. — Тебе идет.
Она смотрит на меня и насмехается. — Это несбыточная мечта.
Я не могу удержаться от ухмылки. — Как и я, но ты меня поймала.
Мои слова вызывают у нее смех, и я чувствую, как ее настроение немного улучшается. — О, ничего себе. Это очень дерзко.
Выбросив остатки обеда в мусорное ведро, я наклоняюсь вперед и быстро целую ее. — Это твои слова, а не мои.
Хотел бы я сказать, что самым худшим в том, что Айзек сломал мне нос, была боль. Хруст, который я услышал при его ударе, был не из приятных. Но, честно говоря,
