руки. — Я извиняюсь. Я не должен был брать табак. Позволь мне загладить свою вину. Я заплачу за то, что взял.
— Четырнадцать серебряных монет.
Лукан моргнул:
— Я... что?
— Четырнадцать серебряных монет, — повторил капитан. — Стоимость твоего путешествия только что удвоилась, друг Лекаан.
— У меня нет таких денег.
— Мы оба знаем, что это неправда.
— Ты шпионил за мной в моей каюте, Грабулли?
Улыбка мужчины вернулась, блеснув золотом:
— На борту моего корабля нет секретов.
— А если я откажусь платить?
— Мы выбросим тебя за борт. Ничего личного, конечно.
— Конечно. — Лукан взглянул на далекий берег. Теперь уже не такой далекий... — Кажется, все не так уж плохо, — сказал он с бо́льшей бравадой, чем чувствовал на самом деле. — Я могу это переплыть.
— Ты так думаешь, а? — Грабулли снова щелкнул пальцами.
Сандрия сунула руку в свой мешок и вытащила оттуда кусок сырого мяса, между ее пальцами сочилась кровь. Она подошла к поручням и швырнула его через воду. Мясо с легким всплеском упало в волны. Мгновение спустя пятнистая морда песочного цвета показалась на поверхности, и Лукан мельком увидел черный глаз и оскаленную пасть, полную острых, как иглы, зубов, обрамленных необычной складкой кожи, которая напоминала гриву.
Мгновение, и существо снова скрылось под волнами, унося с собой мясо.
— Львиная акула, — сказал Грабулли с блеском в глазах. — В заливе их полно. Должно быть, их привлекает рыбьи внутренности, хотя, без сомнения, Сородичи иногда подбрасывают им более вкусные кусочки.
— Сородичи?
— Преступный мир Сафроны. — Грабулли хлопнул Лукана по спине. — Ты все еще мечтаешь поплавать, друг Лекаан?
— Не так сильно, как я мечтаю сохранить все свои конечности.
— Ха! Тогда четырнадцать серебряных монет кажутся справедливой ценой за эту привилегию, так?
— Отлично, — сказал Лукан, встретившись взглядом с капитаном. — Четырнадцать серебряных монет, и ты забудешь обо мне. Если кто-нибудь спросит имя пассажира, которого ты подобрал в Деладрине, скажи им, что его звали... Дюбуа. Бастьен Дюбуа. — Он протянул руку. — Мы договорились?
— Не знаю, друг Лекаан, — задумчиво произнес Грабулли, теребя свою черную бороду. — Я славлюсь своей хорошей памятью.
— Хватит нести чушь, — ответил Лукан с гораздо большей убежденностью, чем чувствовал на самом деле. — Если ты попытаешься и дальше морочить мне голову, я рискну с акулами.
Грабулли и Сандрия обменялись взглядами. Один из громил позади них хрустнул татуированными костяшками пальцев.
На мгновение Лукану показалось, что он зашел слишком далеко.
Затем Грабулли рассмеялся и, схватив его за руку, сжал ее железной хваткой и энергично потряс:
— Добро пожаловать в Сафрону, мастер Дюбуа.
Глава
4
БЛОХА С БЛОШИНОГО РЫНКА
Первое впечатление путешественника о Сафроне, так начинается трактат Веллераса Гелламе, это привлекательная и изящная девушка, благоухающая жасмином и жимолостью, ее смех напоминает звон далеких колокольчиков.
Лукан начал подозревать, что Гелламе выпил слишком много бренди. Или, возможно, он просто зашел с другого входа. В любом случае, первое впечатление Лукана о Сафроне оказалось совсем другим. Не было ничего привлекательного в том, чтобы наблюдать, как два татуированных моряка избивали друг друга до крови, в то время как их товарищи подбадривали их криками, и ничего изящного в том, как мокрые от пота докеры разгружали бочки под пристальными взглядами тонкогубых таможенников. И в воздухе пахло не столько жасмином и жимолостью, сколько гниющей рыбой, древесным дымом и свежим дерьмом. Что касается далекого звона колокольчиков... он, без сомнения, затерялся в какофонии криков и смеха, лая собак и скрипа портовых лебедок.
Пока Лукан стоял там, окруженный видами и звуками незнакомого города, он чувствовал, как тяжесть стоящей перед ним задачи ложится на его плечи мертвым грузом. Вместе с этим пришел страх, который сопровождал, как тень, каждый его шаг с тех пор, как он покинул Торлейн; страх нашептывая ему, что это глупая затея, что значение Зандрусы останется тайной. Что справедливость, которую он обещал своему отцу, так и не восторжествует, и тень всегда будет висеть над ним. Как будто у меня и так их недостаточно. Лукан взглянул на море, ища глазами весельную лодку, которая высадила его на берег. Он хотел было окликнуть ее, но та уже была вне пределов слышимости, направляясь к тому месту, где стояла на якоре «Солнечная Рыба». Ничего не оставалось, как продолжать и надеяться на лучшее.
Он повернулся к оживленной набережной и поправил рюкзак. Я иду за тобой, Зандруса, подумал он и, сделав глубокий вдох, двинулся вперед. Кем бы или чем бы ты ни была.
Вскоре Лукан уже смотрел в пасть гигантского чудовища.
Конечно, он слышал рассказы о нем — наряду с Эбеновой Дланью, это была одна из самых известных достопримечательностей Сафроны, — но рассказы из третьих рук и упоминания в бесчисленных пьесах и песнях не могли передать настоящего положения вещей. Десятилетия — возможно, столетия — солнечного света придали черепу почти идеальный белый цвет, хотя это не уменьшило угрозу, которую он излучал. Темнота скапливалась в его каплевидных глазницах, в то время как рога, возвышавшиеся над ними, казались зловеще острыми. Зубы, обрамлявшие удлиненную челюсть, — все длинные, как мечи, за исключением передних клыков, которые были еще длиннее, — отбрасывали неровные тени на дорогу внизу. Какому зверю принадлежал череп и почему он теперь висел над главными воротами набережной, оставалось загадкой, которую не смог разгадать даже Веллерас Гелламе (никогда не упускавший случая похвастаться своим интеллектом). Тем не менее историк описал череп как одну из самых диковинных вещей, которые он когда-либо видел, и Лукан не мог с ним не согласиться.
Он присоединился к потоку людей и повозок, который проходил через ворота под незрячим взглядом черепа. В тени арки, опираясь на алебарды, стояли две стражницы и наблюдали за бесконечной процессией, сигариллы свисали с их губ. Время от времени они отводили кого-нибудь в сторону и задавали несколько вопросов или останавливали фургон и нерешительно ковырялись в кузове, хотя в основном они, казалось, довольствовались тем, что стояли и курили. Проходя под огромным черепом, Лукан поднял голову, вглядываясь в черные глубины и гадая, какой разум когда-то жил внутри. Что-то древнее, нематериальное...
— Эй, ты, пошевеливайся, — крикнула одна из стражниц, выпуская дым из ноздрей и пристально глядя на Лукана. Он даже не понял, что остановился. Привлекать к себе внимание —последнее, что мне нужно. Он сделал извиняющийся жест и вышел через ворота на широкую улицу за ними.
Южная костяная дорога, удачное название. По обеим сторонам проспекта через равные промежутки возвышались огромные кости, предположительно принадлежавшие тому же существу, чей череп висел над воротами. Ребра, судя
