же. Не надо выставлять меня дурой.
— Я не о том, Юль. Ты не дура. Просто… — Он встряхивает головой, борется с улыбкой. Не прямо побеждает, но очень старается. — Я имею право сказать? Или с гуглом не поспоришь?
Я трачу всю себя на то, чтобы просто смолчать. Слава выдерживает паузу в несколько секунд, а потом кивает и произносит:
— Я коммуницирую с ее отцом, Юля. По возможности — напрямую. Если нет — у него есть доверенные люди. Почему именно Кристину он посадил у ту комнату — не знаю. Не всегда жизнь учитывает наши интересы. Иногда приходится переступать через себя и взаимодействовать с людьми, которые не вызывают нежных чувств.
По мере пояснения взгляд Славы снова становится серьезным. Теперь молчу уже я.
Он выжидает и спрашивает:
— Тебе кто-то в уши льет? — Вопрос звучит неожиданно. Мой взгляд спускается на мужскую грудную клетку.
Мне? Кто?
Против воли вспоминаю Лизу и ее едкие слова. Прокашливаюсь.
— Мне в уши недоливают, — смотрю из-под ресниц. Сердце ускоряется. Не хочу о Лизе. Ни о ком не хочу. — Ты.
Слава снова улыбается. Уже мягче. И я так же в ответ.
— Если бы ты сказал сразу, или даже заранее — я себя не накручивала бы.
— Спорно… — Тарнавский парирует, склонив голову к уху. Смотрит на меня внимательно. Смущает, конечно же. — Ты ревнивая.
Желание возразить почти выплескивается из меня опрометчивыми оправданиями, но я вовремя торможу. Прислушиваюсь к себе и признаю его правоту. Очень. Жутко. Смертельно.
— Разве это плохо?
Слава улыбается в открытую. Тянется к моему лицу и гладит кожу. Щекочет подушечками. Скользит от уголка губ вниз.
— Это приятно, но есть нюансы.
Вернувшийся к моим глазам взгляд мужчины уже не настолько острый. Он и сам туманится и меня туманит. Нужно сопротивляться или..?
— В ком ты не уверена, Юля? Во мне или себе? — Слава спрашивает, сведя брови, и в то же время поглаживает кожу под подбородком.
— Наверное, все слишком хорошо. Отсюда неуверенность.
Мое признание вызывает ухмылку, за которую я уже не обижаюсь.
Заданные, но оставленные без на сто процентов удовлетворительных ответов, вопросы повисают в воздухе пущенными нитями, а Слава снова рывком тянет меня ближе к себе.
— Ты ж юрист, малая, — меняет тон и лексикон. Дразнит губы жаром дыхания. Задевает своими ресницами мои. — Что насчет приоритетного изучения первоисточников?
Даю трогать мои губы своими. Сначала коротко и нежно. Потом настойчивее.
— У первоисточника дрянной характер. Он на прямые вопросы отвечает через раз, — колю, но уже без злости и напора.
Мы целуемся, трогаем друг друга. Слава ловит кураж, я — его настроение. Сразу хочется и про встречу спросить. И про планы. И про знакомство с мамой пошутить.
Но больше всего — близости. Бабочки в животе сложили копья. Наводят марафет и вспархивают. Сомнения делают шаг назад. Вперед — дистилированные чувства.
— У меня с Кристиной ничего нет. Я гарантирую, — отбросив в сторону раздражение и нежелание оправдываться, Слава успокаивает меня словами и взглядом.
Я впускаю их в себя. Экспресс-тест на доверие показывает жирный зеленый плюс. Верю.
Тянусь за новым поцелуем. Проезжаюсь пальцами по щекам и торможу на висках. Жмусь грудью к груди. Он горячий и притягательный. Мне иногда кажется — внутри него существует какой-то не изученный наукой источник энергии. И я хочу ею питаться.
Мужской язык проезжается по моим верхним зубам, я тут же впускаю его глубже. Голова кружится, но не от голода.
Я его никому не отдам. Он мой.
Обнимаю крепче. Плотнее жмусь.
Отрываюсь, чтобы поднять руки и дать стащить с себя майку. Самооценку вылизывает жгущий голую грудь взгляд. Он поднимается вверх, когда выпаливаю:
— Но она красивая. Очень-очень красивая. И цвет волос такой… — Хвалить бывшую мужчины, член которого упирается через плотную ткань брюк в твою промежность — не самый мудрый поступок. Но я ерзаю на нем и смотрю в глаза. В них плещется желание. Я в восторге от осознания, что оно адресовано мне.
— Не заметил…
— Врешь, — шиплю и берусь за пряжку, чувствуя губы на шее.
Слава до боли сжимает ладонями полушария груди, кружит языком по нежной коже на шее и за ухом. Прихватывает мочку губами, пробегается пальцами по моему животу, оттягивает резинку шорт и спускается по лобку вниз. Ведет по влажным нижним губам. Наверняка слышит, что мое дыхание ускорилось. Тянет мочку зубами до боли, а потом отпускает и нежно целует за ухом, вводя в меня сразу два пальца.
— Поменялись вкусы, Юль. Я теперь рыжих люблю.
Глава 9
Юля
Этой ночью Слава впервые остался у меня. И сама не знаю, почему, но это очень сильно трогает.
Уже сижу на своем рабочем месте в суде, вроде бы смотрю в монитор, но вижу не его, и улыбаюсь не ему, а своим воспоминаниям.
Спать вдвоем нам было тесно и жарко, голые тела сначала слипались, а потом как-то сами собой спаивались и двигались сонно, но в одном ритме.
Слава крутился, пытался устроиться, матерился, в итоге же заснул просто от усталости ближе к двум. А я из-за волнения спала еще меньше. Любовалась его затылком, спиной, «изучала анатомию» строения его тела пальцами и легкими поцелуями, очерчивая выраженный рельеф мышц и считая родинки.
Готовила ему завтрак. Не испытывала ни желания, ни потребности возвращаться к теме Кристины.
Ловила его взгляды и отводила свои, пряча улыбку в уголках губ. У нас все действительно слишком хорошо. Тревожно из-за того, что даже не тревожно.
В машине по дороге в суд мы обсуждали мою учебу и рабочие планы. Материалы по делу Смолина должны с дня на день вернуться к нам из апелляции. Это значит, что Смолин скорее всего снова позовет меня на точку.
Встречаться с ним давно не страшно, но по-прежнему противно.
Его слова о «нужно было себе оставить» плотно засели на подкорке. Всплывают иногда и запускают по телу дрожь. Даже от мыслей об этом тошнит. Он может быть бесконечно харизматичным, богатым, сильным и хитрым. Но я к нему испытываю только отвращение. И еще я верная. Слава богу, не ему.
Только Славе об этом я не говорила. Чувствую, судья отреагировал бы слишком резко. Может даже прекратил бы все, а прекращать вот так и из-за меня нельзя. Теперь я понимаю это еще четче. Игра намного масштабнее, чем я могла предположить изначально. Мы с Тарнавским — не дуэт, а часть серьезной команды. Важная часть. Возможно, самая важная.
Через стену до меня доносится
