Корбетт оперся о стену харчевни, силясь унять подступившие к горлу рыданья, и стал осматриваться, но больше никакой опасности не было. Он взглянул на своего несостоявшегося убийцу и брезгливо перевернул его ногой. Не обращая внимания на остекленевшие глаза и на кровавую рваную рану в горле, он обыскал нищего, но ничего не обнаружил. Корбетт снова поднялся и заглянул сквозь ставни, но Уотертон по-прежнему сидел со своими собеседниками, не ведая о мрачной беззвучной трагедии, разыгравшейся под окном харчевни.
На следующее утро Корбетт, убедившись в том, что Уотертон вернулся, отправился испрашивать аудиенции у Ланкастера. Он рассказал графу о своих подозрениях и о том, что произошло накануне. Ланкастер почесал еще не бритый подбородок и воззрился на Корбетта:
— А почему вы ожидали, что нищий на вас нападет?
— Потому что некто, похожий на него, — ответил Корбетт, — умертвил Пера и Фовеля.
— Откуда вам это известно?
— Единственным человеком, который, по словам кабатчика, находился поблизости в ту ночь, был именно попрошайка.
— А как было с Фовелем?
— Его зарезали рядом с домом, где он жил. Кошелек у него забрали, чтобы все подумали на грабителей, но рядом на мостовой валялось несколько монеток. Я долго мучился вопросом почему же смерть застигла его возле его же дома, и причем тут монетки? Единственное правдоподобное объяснение — что он собирался подать милостыню. Любой бы оказался беззащитным перед наемным головорезом, переодетым попрошайкой.
— Но почему этот нищий не прикончил вас в первый же вечер?
— Не знаю, — ответил Корбетт. — Наверное, просто не успел. Я бросился наутек.
Граф грузно опустился на стул и принялся поигрывать золотыми кистями, украшавшими его одежду.
— Так вы думаете, предатель — Уотертон? — спросил он.
— Возможно. Но встречи с де Краоном — еще не измена. Поэтому у нас пока нет никаких доказательств.
— Если мы его поймаем с поличным, то не во Франции, — подытожил Ланкастер. — У нас будут и другие случаи. — Тут он поднял взгляд и улыбнулся. — Мы отправляемся в Англию уже послезавтра.
Корбетт был рад покинуть Францию. Слишком опасно было здесь оставаться. Он ведь убил этого нищего — наемника де Краона, и ясно, что француз не забудет и не простит ему этого. Что до Уотертона, то Корбетт был уже наполовину убежден, что тот — изменник, повинный в смерти по меньшей мере двух осведомителей в Париже и в истреблении английского судна вместе со всей командой. В Англии Корбетту предстоит собрать недостающие улики и отправить Уотертона на эшафот в Элмзе.
Уотертон в свой черед продолжал вести себя так, словно ничего не произошло. Впрочем, он удостоился теплых прощальных слов со стороны французов и еще одного кошелька с золотом от Филиппа. У Корбетта больше не было возможности наблюдать за ним, потому что им с Ранульфом предстояло собираться в путь и помогать остальным. Ланкастер торопил англичан; его внезапное объявление об отъезде должно было застать французов врасплох и тем самым сорвать планы возможного предательства. Седлали лошадей, торопливо навьючивали им на спины сундуки, короба и шкатулки, собранные в самую глухую пору ночи. Одни бумаги Ланкастер распорядился запечатать и спрятать, другие — спалить. Выдали вооружение — мечи, доспехи, кинжалы и арбалеты. Корбетт надел кольчугу, взятую у скарбничего, и, переговорив с Ланкастером, заручился позволением графа ехать посередине колонны.
Английское посольство покинуло Париж в назначенный день, развернув знамена и штандарты, поставив солдат во внешних рядах, а чиновников и секретарей — в середине. Под Парижем, всего в миле к северу от виселиц Монфокона, к ним примкнул французский эскорт, состоявший из шести рыцарей и сорока тяжеловооруженных всадников, вкупе с наемниками. Ланкастер без особой охоты принял их покровительство, но, несмотря на возражения рыцарей, поместил французов там, где сам считал нужным. Наблюдая за сгорбленным длинноволосым графом, Корбетт подумал, что кем бы ни был изменник, это явно не Ланкастер.
Впрочем, предосторожности графа оказались излишними: английским посланникам выпало малоприятное, поспешное, но вполне мирное путешествие к морскому побережью. Когда кавалькада достигла Кале, Корбетт успел вымотаться и натереть себе седлом зад, но все равно очень радовался, что вот-вот покинет Францию. Уотертон держался так же отстраненно и скрытно, как всегда, но ничем не вызывал новых подозрений. Ранульф казался сердитым и насупленным, и Корбетт отнес это за счет всегдашней лени своего слуги, однако у Ранульфа имелись особые причины хмуриться. В Париже он успел вернуться на рю Нель, где жил покойный Фовель, приударить за надменной хозяйкой ночлежки, и полностью насладился плодами своих усилий.
Мадам Арера, как она назвалась, поначалу казалась неприступной, но Ранульф усиленно осаждал ее подарками, ласковыми словами и полными страсти взглядами. Мадам долгое время оставалась холодной и равнодушной, словно прекрасная дама из любовных канцон трубадуров, но постепенно, подобно тому как цветок раскрывает лепестки под лучами солнца, она начинала оттаивать и отвечать взаимностью на напористые ухаживания молодого англичанина. Но конечно, она продолжала ахать и умолять, даже когда Ранульф стаскивал с нее юбки, даже когда она предстала перед ним обнаженной в собственной спальне. Ранульф, не обращая внимания на вздохи и мольбы, стал похлопывать ее по ягодицам, поглаживать по бедрам, грудям и шее, а потом они уже кувыркались и катались по огромной мягкой кровати мадам Арера, и та шумно дышала, вскрикивала и постанывала от сладострастия. И вот теперь Ранульфу пришлось навсегда оборвать эту интрижку; он бросал угрюмые взгляды на своего молчаливого господина, положившего конец его удовольствиям.
Корбетт, не обращая внимания на недовольство слуги, старательно помогал Ланкастеру осуществлять тщательно продуманный план возвращения. Английское судно и сопровождающий военный корабль уже ждали их в порту Кале. Под пристальным взглядом графа англичане, спотыкаясь, всходили на борт, а следом поднимались лошади с поклажей. Ланкастер даже не потрудился поблагодарить французский эскорт: он встал перед ними, плюнул в пыль под копытами их лошадей и, развернувшись, взошел по трапу. В тот же вечер английские корабли отдали швартовы и вышли в Ла-Манш, направляясь к берегам Англии.
Дэвид Тэлбот, йомен, сквайр и наследный владелец процветающих земель и поместий в Херефорде и вдоль пределов Уэльса, скакал что было мочи, спасая свою жизнь. Он все глубже вонзал шпоры в разгоряченные бока своего коня, который несся по изрезанной колеями дороге, пригнув голову и вытянув шею, выбивая подкованными копытами стройных ног облачка белой пыли. Тэлбот повернулся в седле, бросив через плечо быстрый взгляд: за ним наверняка уже снарядили погоню.
Люди Моргана гнались за Тэлботом по этим узким, извилистым валлийским долинам, потому что молодой йомен знал слишком много. Король Эдуард Английский посулил ему золотые горы, если тот привезет ему сведения о зачинщике бунта в Уэльсе, который вел тайные переговоры с французами. И вот теперь у Тэлбота имелись эти сведения, а кроме того, он разузнал имя англичанина-изменника в Эдуардовом совете. Он уже отправил Эдуарду письмо с кое-какими подробностями, но главное известие он доставит самолично и получит заслуженную награду… если только уйдет от погони, если только в службах при замке Моргана уже не обнаружили, что он разгадал, как именно английский шпион посылал сведения лорду-изменнику в Уэльс.
