еще в Техасе, заключалась в том, чтобы выследить ее и выпотрошить, как свинью. Но он не предпринял никаких активных усилий, чтобы ее найти, несмотря на легкость, с которой мог бы это сделать. В глазах закона они оба все еще были женаты, да и расставание не отменяло его законного права проводить время с дочерью. И снова непонимание Ричардом устройства реального мира нанесло его жизни ущерб.
У него еще оставалось немного денег, скопленных до того, как он попал в тюрьму, но он начал быстро их пропивать. Единственной стоящей покупкой был 45-сантиметровый разделочный нож. Издевательства над более слабыми заключенными в тюрьме напомнили, как ему нравилось угрожать людям выдаваемыми на заводе разделочными инструментами, а также о том, как сильно ношение оружия могло повлиять на его дальнейшее выживание в жестоком окружающем мире. Ричард носил нож – на самом деле скорее меч – заткнутым за пояс и прикрытым курткой. Но все в барах, которые он часто посещал, знали об этом, и Ричард не гнушался размахивать им перед барменами, чтобы добиться своего.
Через неделю после условно-досрочного освобождения из тюрьмы он решил потратить последние деньги в нескольких любимых пивнушках. Утром Ричард оказался бы на мели и страдал от похмелья, но той ночью он просто хотел освободиться, расслабиться и хорошо провести время.
Он пил весь вечер и до раннего утра, но желанное освобождение всегда казалось ему недосягаемым.
За всю жизнь он никогда не был по-настоящему доволен, но до Ширли были времена, когда ему удавалось достичь своего рода умиротворения, обретаемого прямо на дне бутылки виски, – времена, когда он мог напиться настолько, что вопиющие голоса в его сознании затихали, и наступала тишина. Сегодня вечером с каждым глотком шум, казалось, становился только громче, и ему не потребовалось много времени, чтобы в этой суматохе сосредоточиться на одной цели – Ширли. Раньше ярость от предательства уступала место доказательству правоты, которое он испытывал, но теперь, когда его мировоззрение вернулось к своей первоначальной форме, он понял, что злится на нее. Его сжигала бессильная ярость. У него не было никакой возможности добраться до нее и забрать ребенка. Предаваться воспоминаниям о старых сожалениях – обычное занятие для алкоголиков, но у Ричарда они вызвали эмоциональный подъем, который оставался в его памяти до конца, несмотря на последующие годы. Она принадлежала ему и ушла, пока он был в тюрьме.
После череды бесполезных попыток затеять драку около двух часов ночи он выбежал из бара. Он был пьян в стельку, и весь его самоконтроль утонул в виски. В нескольких улицах от бара он встретил женщину, пытавшуюся сесть в свою машину, и бросился на нее, размахивая ножом. В его глазах эта случайная женщина стала символом всего неправильного в мире. Он пришел к выводу, что она явно проститутка, раз гуляет так поздно, одна из тех шлюх, о которых он вечно разглагольствовал, и захотел наказать ее. Больше, чем наказать: лишить ее красоты, изуродовать лицо, от которого у него перехватило дыхание при первом взгляде. Больше всего на свете он хотел разрушить власть, которую женщины имели над ним.
Но пронзительный звук ее крика вырвал его из этих фантазий. Он нащупал нож и чуть не выронил его, внезапно оказавшись лицом к лицу с суровой реальностью того, что планировал сделать. Это даже больше, чем ночной воздух, мгновенно отрезвило его. Он открыл рот, чтобы извиниться, найти какое-то оправдание своему поведению, но правда заключалась в том, что его не было, – он набросился на женщину, планируя убить и изувечить ее. Впервые в жизни он почти полностью потерял контроль над собой. Пока она продолжала кричать, в соседних домах зажегся свет, а Ричард наконец восстановил контроль над своим телом. Он повернулся и побежал, спасая собственную жизнь.
Всего в нескольких кварталах от места преступления его перехватила полиция. Как и в любой другой раз, когда его допрашивали, он не пытался лгать. Его показаний оказалось достаточно для нового срока. Бедной женщине, которой он угрожал, даже не нужно было являться в суд. Вдобавок к шести месяцам неотбытого срока, который ему теперь предстоял за нарушение правил условно-досрочного освобождения, он был признан виновным в нападении при отягчающих обстоятельствах и приговорен еще к 16 месяцам тюремного заключения.
Всего через неделю пребывания на свободе Ричард вернулся в тюрьму штата Техас. Его койку еще даже не успели занять, и он почти незаметно для окружающих вернулся к своему прежнему распорядку дня. Учитывая размеры учреждения, большинство охранников и заключенных даже не знали, что он выходил на свободу.
На протяжении всего срока он беспрестанно хвастался тем, как отомстит своей жене, изменяющей, крадущей детей шлюхе, олицетворявшей его ночные кошмары. К концу шести месяцев все в тюрьме выучили имя девушки и знали, какую судьбу он ей уготовил. Они также знали, что Ричард всегда много говорил о преступлениях, которые совершил и совершит в будущем.
Он был представителем любопытной категории преступников, которые думали, что преступления делают их лучше других. Они хвастались всеми изнасилованиями и убийствами, как будто это игра, в которой чем больше страданий и разрушений преступники причиняют, тем больше очков получают.
Когда всего через несколько месяцев после вынесенного приговора надзиратели пришли забрать его из камеры, Ричард предположил, что это из-за его угроз. Он вообразил, что надзиратель вот-вот утащит его и отчитает, предупредив, что он больше не получит шанса на условно-досрочное освобождение, если будет продолжать в том же духе. Он совсем не ожидал, что его освободят после отбытия лишь части срока наказания. Ошибка в оформлении документов привела к тому, что он был освобожден досрочно, по истечении первого срока, а не второго. Для Ричарда это было маленьким чудом, как будто судьба протянула руку и стерла его глупую ошибку с ножом.
В ту роковую ночь, когда Ричард пошел за женщиной, он потерял контроль над собой так, что сам испугался. Его вспыльчивость всегда проявлялась и давала ему энергию, в которой он нуждался, чтобы довести дело до конца, но это был первый раз, когда ярость взяла верх над разумом. Ричард не хотел, чтобы это повторилось снова. Если он и собирался совершать плохие поступки, то только по собственному желанию, а не от злости на весь мир.
Он вышел из тюремного автобуса в Далласе с кривой улыбкой на лице и блеском в глазах. Ричард хотел найти какой-то баланс в своей жизни между дикостью, которую он любил, и стабильностью, необходимой для поддержания
