— Отдохнешь чуток в «Кащенко», — бурчит медсанбрат, идущий сзади.
Они выносят меня из подъезда на улицу, и при свете фонаря я вижу машину «скорой помощи».
Я пытаюсь подняться с носилок, но оказывается, что меня крепко привязали к ним.
— Отпустите меня! — верещу я и изо всех сил дергаюсь.
Они подносят меня к машине, и неожиданно идущий впереди санитар, непонятно к кому обратившись, восклицает:
— Э, вы чего?!
Затем он добавляет:
— Уй, бля-а-а! — выпускает из рук носилки и опускается на землю.
— В чем дело?! — выкрикивает второй санитар и тоже выпускает чертовы носилки, причем сперва из правой руки и лишь через сотую долю секунды из левой, и этой малюсенькой доли секунды хватает на то, чтоб долбаные носилки перевернулись, и я сваливаюсь лицом об асфальт, а эти трижды проклятые носилки — на меня сверху.
Мне очень больно, и даже мысль о том, что разбито не мое, а чужое лицо, меня не утешает. Мне так и не удается перевернуться, и я лишаюсь удовольствия видеть происходившее. До меня доносится глухой удар и второй санитар, видимо более интеллигентный, чем первый, хрипит:
— Уй!
Приближаются шаги, меня переворачивают, и я вижу своих освободителей. Это сутенер, который привез ко мне девушку, в облике которой я нахожусь, и еще один здоровый тип.
— Что это за ерунда такая?! — сердито вопрошает последний, отвязывая меня от злополучных носилок.
Взглянув на их сердитые лица, я понимаю, что попал из огня в полымя, и меня повезут не в «Кащенко», а удовлетворять чьи-нибудь сексуальные фантазии. Отрадно то, что справиться с каким-нибудь ничего не ожидающим похотливым ублюдком будет легче, чем с дюжими санитарами, поставленными охранять сумасшедших. А кроме того, я надеюсь — как выяснится позднее, напрасно — на то, что проститутка с разбитой об асфальт физиономией никого не заинтересует.
Пока я размышляю, сутенеры препровождают меня к стоящему неподалеку «такси» и сажают на заднее сидение, где уже сидит симпатичная крашеная блондинка.
— Свет, что случилось-то? — спрашивает она.
— Помоги лучше! — перебивает ее сутенер и добавляет, обращаясь ко второму парню. — Эдик, у тебя аптечка есть?
Они достают вату, перекись водорода и обрабатывают ссадины на моем лице.
— Так что здесь происходит, в конце концов?! — встряхивает меня сутенер.
— Меня хотели отправить в «Кащенко», — отвечаю я.
— Что?! Этот перец?! — возмущается сутенер. — Порву падлу!
— Не стоит, — бормочу я.
— Это еще почему?
— Почему… почему… — лепечу я, думая, чтобы такое соврать?
— Ладно, сиди! Без тебя разберемся! — с этими словами сутенер направляется в сторону подъезда.
«Еще не хватало, чтоб гнусный эксплуататор малолетних проституток измывался над моим временно неодушевленным телом?!» — думаю я и кричу вслед:
— Эй! Говорю тебе, не надо его трогать!
— Чево! — оборачивается сутенер. — Тебе, шо, его жалко?!
— Да нет, просто он умер, — выдаю я.
— Как это?!
— Временно, — уточняю я.
— Слышь, ты, дура трахнутая, у тебя, кажется, правда крыша поехала! Ты че гонишь-то? — орет в ответ сутенер; впрочем, слова мои возымели действие: он идет в обратную сторону.
А я смотрю на его похабную, искаженную от ярости физиономию и думаю: «А на фига мне, собственно, ждать, пока меня отвезут к какому-нибудь, вполне возможно, добропорядочному человеку, захотевшему развлечься в обществе ночной жрицы, а не засветить этому гнусному жлобу пяткой в лоб прямо сейчас, как говорится, не отходя от кассы?! К тому же и времени у меня в обрез». Я поспешно выбираюсь из машины, высовываю руки через рукава смирительной рубашки, подбираю ее края, и, обождав, когда между мною и сутенером останется два шага, пытаюсь провести прямой удар правой ногой так, чтобы пяткой попасть ему в лоб. Однако я не учитываю того, что девушка, тело которой я позаимствовал, не занималась спортом. И вместо того, чтобы свалить коронным ударом своего противника, я сам грохаюсь на асфальт, к тому же сильно растянув ногу и мышцы в паху.
— Ты шо, дура трахнутая, мыла съела или так охренела? — разражается бранью сутенер, вновь поднимая меня на ноги.
Он отвешивает мне оплеуху, открывает дверцу «волги» и вталкивает меня внутрь, а сам плюхается рядом с водителем и командует:
— Давай, Эдик, дуй на Королева. Там Вася Дрозд ждет.
И я понимаю, что мне грозит тот самый «субботник», принять участие в котором я агитировал полтергейста Воронкова. «Черт меня подери! — проклинаю я себя. — Говорил же прапорщик Попыхайло: ногами нужно бить ниже бляхи, а красивые удары в голову оставьте для показательных выступлений и кино. Сейчас бы двинул этому уроду в пах и все дела! А теперь придется дать дрозда какому-то Васе».
— Свет, а Свет, чего с тобой случилось? — заботливо шепчет блондинка.
Я смотрю на нее с вожделением. Ее милое личико и большая полуобнаженная грудь придают мне силы и стремления во что бы то ни стало вновь обрести покинутую мною мужскую плоть; в противном случае мне придется стать лесбияном.
— Ангелочек, — тихо отвечаю я, — дай мне номер своего телефона, я тебе позвоню, когда все закончится, и все расскажу.
— Свет, ты что спятила?! Мы же с тобой одну хату снимаем!
— Свет, ты кончай гнать в натуре! — отзывается сутенер.
— Во дает кобыла! — участвует в разговоре шофер.
— Острячка! — поддакивает сутенер.
Мы проезжаем совсем немного и останавливаемся возле кирпичного «сталинского» дома на улице Академика Королева, на первом этаже которого размещен ресторан «Оскар». Неподалеку стоит несколько иномарок, среди которых мое внимание привлекает огромный черный «мерседес», похожий на беременную черепаху.
Сутенер приказывает таксисту ждать, мы входим в соседний с рестораном подъезд и на лифте поднимаемся на пятый этаж.
Вася Дрозд ожидает нас в шикарной квартире необъятных размеров с евроремонтом. Кроме него, там еще человек семь-восемь, все молодые ребята с армейскими стрижками и такими лицами, как будто они пришли на кинопробу на роль Иванушки-дурачка и не успели из этой роли выйти, как им еще и промывание желудка сделали. При нашем появлении в их глазах появляется новый блеск, что ни блондинке, ни тем более мне не нравится, поскольку свидетельствует о том, что молодые люди рассчитывают попользоваться тем, что останется от нас после Васи. Я знаю, что всех их ждет большое разочарование и даже, может быть, огорчение, хотя понимаю, что с каждой минутой задача, стоящая передо мной, становится все сложнее и сложнее, поскольку, если раньше мне нужно было отделаться от одного сутенера, которого, кстати, дальше прихожей не пускают, то теперь предстоит разобраться с бандой боевиков.
