кленовых листьев и влажной дубовой коры.
— Я свободен от этого проклятья, — кажется, он сейчас сидит ко ближе, чем пару мгновений назад. — Любят говорить, что это дар, но это в том случае, если повезло с милой и симпатичной крошкой… — касается щеки, — а если нет? Если попалась какая-нибудь грымза? Я тебе могу рассказать множество историй, в которых эта связь принесла много разочарований в жизни.
— Отдайте кровь, — шепчу я, когда его пальцы скользят к губам.
— Проблема в том, что мы не знаем, когда вернуться мальчики. Может, их поджидает Истинная в нашем лесу, а, может, им придется бежать аж в Южные, Западные или Восточные Леса. И пока они отсутствуют, то главный тут я, — наши кончики носов почти соприкасаются.
— Ничего подобного…
— Я к тому, что никто не получил распоряжений выпустить тебя из замка к умирающему отцу, — Вестара шумно выдыхает. — Этот приказ страже должен дать теперь я.
Улучив, как мне кажется удобный момент, я пытаюсь вырвать флакончик с кровью из пальцев Вестара, но он опрокидывает меня на спину и шепчет, навалившись на меня всем телом:
— И с советником стоит дружить, Тинара.
— Отпустите, — жалобно поскуливаю я, чувствуя в его учащенном дыхании возбуждение. — Я должна вернуться к отцу.
Вестар резко отстраняется, встает и рывком за запястье поднимает и меня с кровати. Простынь сползает, оголяя плечо.
Касается подбородка, разворачивая мое лицо к себе:
— Надо дать тебе передышку, Тинара, после громкой ночи, — пробегает пальцами по шее, — и твои стоны… мне понравились, — вкладывает в мои ладони флакончик из темного стекла, — и оттого я такой сегодня несдержанный. Раздразнили.
Глава 14. Очаровательная крошка
— Где мое платье? — семеню за Вестаром по коридору к лестнице.
— То, что от него осталось, тяжело назвать платьем, — оглядывается. — В простыне ты выглядишь прелестно. Может, в высшем обществе сменить моду с юбок, подъюбников на кусок шелка, в который будут обматываться хорошенькие девочки? Только шелк и больше ничего.
— Вы отвратительны.
— Мне всегда об этом говорят женщины, — очаровательно улыбается. — Голые, растрепанные, раскрасневшиеся, со сбитым дыханием и улыбкой, а после просят повторить.
Я распахиваю глаза в возмущении, не нахожу слов, чтобы ответить на мерзости Вестара, а он со смехом сворачивает на лестницу:
— Я отвратительно хорош, Тинара. И я бы тебе это доказал на деле, но…
— Вы боитесь Альф?
— Вот чего во мне никогда не было, так это страха перед Альфами, — недовольно фыркает. — Я их задницы мыл и пеленал. Дело в другом, куколка.
— В чем?
— Твои крики и стоны обязательно услышит твоя матушка, — оборачивается со зловещей улыбкой. — Не думал, что она осмелиться заявится сюда после того, как ее однажды с большим позором выкинул мой брат, когда наигрался и когда сделал выбор в пользу Истинной.
Притормаживаю. Меня начинает трясти.
— И какая ирония, — Вестар останавливается и разворачивается ко мне, — ты в какой-то мере повторяешь ее судьбу.
— Прекратите… Я не хочу ничего знать об этом…
— А зря, — смеется, — тут такие страсти были. И твоя мама так хотела власти…
— Она не такая…
— Была такой. Талантливая Чародейка Гриза или Свечная Ведьма, — Вестар недобро щурится. — Травила зверя моего брата волшебными свечками. У нее со зверем не задалась дружба. Тебя ведь тоже чуть не покусали, когда в рассвете запахло Истинной?
По ногам бежит холодный сквозняк.
— Ты не обижайся на мальчиков, — Вестар щурится. — Сейчас они не в себе. Их даже мать родная не остановит. Их за лунную цепь сейчас тянут, и от любвеобильных Анрея и Эрвина сейчас в их волчьих головах ничего нет. Когда столкнут лбами с Истинными, тогда немного отпустит, но их звери все равно будут к тебе враждебны, если они вздумают…
— Мне это неинтересно! — повышаю голос. — К черту их! Их самих, и их зверей!
— Бесишься, да?
— Нет!
— Бессовестные Альфы, забрали невинность, — Вестар расплывается в улыбке. — И сзади, и спереди! И бросили! Бросили и побежали к блохастым сучкам! И даже не поцеловали на прощание!
— Хватит! Это несмешно!
— Смешно, — Вестар пожимает плечами. — С высоты моего жизненного опыта очень даже смешно. И думаю, дальше будет куда смешнее, — его глаза загораются серебряным огнем. — Там где Верховный Жрец, можно умереть со смеху. И его шутки охренеть, Тинара, какие долгоиграющие.
Поджимаю губы, глубже кутаюсь в простыню и настороженно щурюсь. Мне не нравится зловещий тон Вестара.
— Что он задумал? — наконец шепчу я.
— Не знаю, — Вестар скалится в улыбке. — В этом и прелесть его игры. Никому ни черта непонятно, но очень увлекательно, но одно могу сказать точно. Он не просто так тебя кинул в лес Анрею и Эрвину. А еще ты дочь своей матери, пусть и не по крови, милая.
— О чем вы?
— Я не думаю, что она учила тебя своим чародейским хитростям, ведь она якобы завязала с темными делишками, — он окидывает меня оценивающим взглядом и внимательно всматривается в глаза, — но в тебе есть то неуловимое очарование и обаяние, что присуще всем этим коварным ведьмам, как твоя мать.
— Она не ведьма!
— Ты унаследовала ее дар, Тина. Поверь, — делает ко мне шаг, — опытному оборотню, у которого особая тяга к таким милашкам. Хотя… у всех оборотней тяга к ним… ведь в их силах успокоить и обмануть зверя…
— Отойди от нее, сучий ты потрох! — раздается громкий и разъяренный голос мамы, которая летит к нам по лестнице, подхватит юбки. — Ублюдок!
— А вот и матушка, — с ехидной улыбкой шепчет Вестар мне в губы, хватает за плечи, резко разворачивает и с тихим смехом толкает в объятия мамы. — И она, кажется, не в настроении. Точно покусает.
Глава 15. Ты и так в плену
— Тинара, — мама с шепотом и слезами обнимает меня, а после отстраняется и заглядывает в глаза.
Вкладываю в ее теплые ладони флакончик с кровью и отвожу взор. Я не чувствую стыда. В груди пусто, и я не хочу ничего говорить. И так все ясно, почему я в одной простыни и, вероятно, от меня смердит Эрвином и Анреем.
— Что это? — спрашивает мама.
— Ой не прикидывайся, — смеется Вестар.
— Закрой свою пасть!
На мгновение в маме прорывается разъяренная и истеричная женщина.
— Нам надо к отцу, мам, — устало шепчу я.
— А у тебя прелестная дочурка, Гриза. Такой миленький добрый цветочек…
Мама замахивается в желании разбить о каменную стену флакон и замирает. По ее бледному лицу пробегает едва заметная судорога и она закрывает глаза:
— Что ты наделала, Тина…
— Я хотела спасти отца, — опускаю взгляд и смотрю
