открываю глаза. В предрассветной серости Эрвин, сидя в кресле у распахнутого окна и закинув ноги на низкий столик, перебирает струны лютни, наигрывая простой, но милый мотив.
— Я тебя разбудил? — не смотрит на меня.
Покачиваются шторы на высоких гардинах от легкого и свежего ветерка. Я сонно моргаю, и мой разум медленно проясняется под незамысловатую мелодию. Плеск воды. У массивного комода умывается Анрей. Вытирает лицо, потягивается, и его спинные мышцы медленно перекатываются под кожей. Над крепкими ягодицами — две милые ямочки. Встряхивает волосами и оглядывается с улыбкой:
— Доброе утро, Ягодка.
Я отдалась им сегодня ночью. Без стыда и сопротивления. Между ног тянет и ноет, и я хочу спрятаться под одеялом, но толку-то сейчас смущаться. Я стала женщиной с двумя оборотнями, к которыми заключила сделку.
— Я у тебя одолжу штаны? — Спрашивает Анрей у Эрвина, который меланхолично кивает и сдувает со лба локон.
Если бы не близость между нами, что была полна похоти и безумия, я бы полюбовалась его отстраненным, спокойным и аристократичным профилем.
— Слушай, — говорит Анрей, натягивая штаны, — а ты нам ведь еще пирожные должна.
Медленно пропускает волосы через пальцы и обнажает зубы в улыбке.
— Должна, — кивает Эрвин и вновь пробегает по струнам.
Анрей садится на край кровати, нависает надо мной и касается подбородка:
— А у меня как раз настроение для десерта.
— Но…
— Вот кровь, — подхватывает крохотный флакончик из темного стекла с тумбочки и подносит к моему лицу. — По пять капель от каждого из нас.
Хочу забрать флакончик из его пальцев, но он со смехом отстраняется и прячет руку за спину:
— Какая ты резвая.
— Отдай, — шепчу я.
— Отдам, — щурится. — И мы тебя даже отпустим к папуле, но должна будешь вернуться.
— Нет… — зло поджимаю губы. — Не вернусь…
— Пирожные, — с угрозой повторяет Анрей. — И не просто пирожные, моя милая. А такие, что удивят нас. Этот долг все еще на тебе, и ни мы, ни Лес с тебя его не списал.
— Это нечестно…
— Нечестно раздразнить нас пирожными, — флегматично отвечает Эрвин, ловко перебирая струны кончиками пальцев. — Люди быстро забывают о своих долгах, но Лес их помнит.
— И что будет, если пирожных не будет? — сажусь, натягивая простынь до подбородка.
— Хочешь проверить? — Эрвин косит на меня надменный взгляд. — Этим утром пирожных мы не увидели. Мы крайне недовольны, и имеем право с тебя стребовать что-то взамен за рассвет без десерта.
— Нет…
— Мы тут закон, — ухмыляется Анрей. — И прислушайся к ветру, Ягодка.
— Лес принимает нашу волю, — Эрвин меняет мелодию на более печальную. — И что же два бесстыжих оборотня спросят с Ягодки за ее безответственность?
— Даже не знаю, — Анрей наклоняется ко мне, — что сравнится со сладким малиновым десертом?
Мерзавцы. Играют, выворачивают мою безнадежную ситуацию в своих интересах, а я никак не могу на нее повлиять.
— Девичий сочный ротик, — шепчет Анрей, и его губы почти касаются моих. —
И я опять тону в волчьем дурмане. Я целую Анрея, обвивая его шею слабыми руками. Простынь сползает с груди, и он валит меня на кровать. Его горячие губы касаются моей шеи и спускаются к ключице. Выдыхаю тихий стон.
Лютня замолкает, и Анрей напряженно замирает в моих объятиях, к чему-то прислушиваясь. Вместе с братом смотрят в сторону окна, как две окаменевшие статуи.
— Неожиданно, — хрипло шепчет Эрвин, будто его горло сдавили в тисках. Медленно и аккуратно откладывает лютню на столик, и по его телу бежит судорога, а затем рычит, обрастает белой шерстью и сползает с кресла на пол белым волком.
— И сразу двоих? — зло шипит Анрей, и через секунду я обнимаю зверя, который в ярости рычит на меня и скалит зубы.
Я вскрикиваю и отползаю. Опять на меня злобно огрызается и спрыгивает с кровати.
— Какого лешего? — шепчу я, наблюдая за тем, как Эрвин и Анрей набрасываются на дверь с утробным ревом.
Она с грохотом распахивается, и они с подвываниями покидают спальню, игнорируя мое присутствие, будто они услышали зов, которому не могут противостоять звериной ипостасью.
— Да и к черту вас, — цежу сквозь зубы и ищу среди складок простыни флакон с волчьей кровью. Руки почему-то дрожат, а в сердце растекается черная обида, словно меня отвергли возлюбленные. — Да где же ты?!
— Не это ты так отчаянно ищешь, крошка? — раздается тихий и высокомерный голос Вестара, от которого я вскрикиваю и кутаюсь в шелковую простынь.
Глава 13. Раздразнили
— О, милая, я столько женщин видел, — Вестар усмехается, наблюдая за тем, как я в панике кутаюсь в простыню. Держит в двух пальцах темный флакончик с волчьей кровью, — худых, стройных, пышных и толстых… Ты меня вряд ли чем-то удивишь.
— Отдайте кровь… — шепчу я.
— Довольно высокая цена за женщину, — недобро щурится. — Даже за невинную.
Садится на край кровати, поправляет полы шелкового халата, и я медленно выдыхаю через нос. Я бы могла отползти, но эта возня — глупая и бесполезная. Вздрагиваю, когда ветер доносит вой Эрвина и Анрея. Он надрывно-требовательный.
— Куда они… побежали?
— На встречу своей судьбе, — Вестар внимательно всматривается в мое лицо. — На встречу своим истинным… Или истинной. Может, их ждет одна волчица? — тихо смеется. — Вот это будет шутка.
— Истинные? — шепчу я.
Так они рванули на свиданку с волчицами? И поэтому Анрей мне чуть голову не откусил?
— Да те, кто предначертан друг другу…
Поджимаю губы и отворачиваюсь.
— Это, что, ревность?
— Нет, — твердо смотрю в серо-голубые глаза.
— Не пытайся меня обмануть, — мягко и тихо смеется. — Некоторые оборотни презирают людей за то, что им не понять этой связи, однако… Люди могут влюбиться во взгляд, в улыбку, в милые ямочки на щеках.
— Я не влюбилась, — возмущенно шепчу я. — Что за вздор?! И как можно влюбиться в таких…
— Сильных, молодых и красивых оборотней? — ехидно продолжает Вестар, хитро прищурившись. — В любом случае они и ночь с ними останутся в твоей памяти, — замираю, когда он убирает мой локон за ухо.
— Вы меня осуждаете?
— Какие глупости, — его взгляд скользит к моим губам, но через секунду он вновь всмтривается в глаза, — Я никогда не был приличным оборотнем. Моя жизнь всегда была полна разнообразного веселья. Если я что и осуждаю, то это только ханжество.
Глаза Вестара вспыхивают темным огнем, а улыбка говорит, что он очень искушенный мерзавец, для которого мое ночное безумие — наивная забава. Его подобным не удивить.
— А где ваша Истинная? — ловко меняю тему, потому что расширенные зрачки Вестара меня пугают.
Я улавливаю свежие нотки ириса, растертых
