Шлыков внимательно прочитал неудачное обращение в его контору, даже перевернул его, убедился, что там ничего нет, потом спросил: — А он, этот ваш висельник, он работал, или нет?
— Работал.
— Где?
— На «Металлопласте». В каком цехе не знаю, не уточнял.
Шлыков поднял указательный палец, попросил Косарева: — Погоди-ка, дорогой мой, одну минуточку.
Он выскочил в приёмную, попросил дежурного: — Ну-ка, Лёша, покажи мне журнал посещений.
Он полистал несколько листов, ни на что особенно, вроде бы, не обратил внимание. Но, когда Шлыков вернулся в кабинет, Косарев сразу увидел, что прищур глаз комитетчика стал более деловым.
— А кто у тебя сейчас работает по этому делу? — спросил он.
— Да, один молодой парень, стажёр, ещё, практически.
— А что, почему стажёр? Почему более опытных оперов не назначили?
— Да, дело то, с виду, простое. Что тут может быть? Медик и криминалист следов внешнего воздействия не нашли. Закроет его, скорее всего, прокуратура.
— Понятно. Дай мне координаты этого твоего стажёра, я его сам найду. Надо мне с ним поговорить.
— Хорошо. А что с этим мне делать? — он показал на листок Серова.
— Оставь себе. И, знаешь что, Георгий Георгиевич. Не распространяйся сильно про него никому из наших. Мне доложил и хватит. Если что новое будет по этому старику, такое, экстраординарное — выходи прямо на меня.
Косарев написал на листке три слова и телефон. Когда майор ушёл, Шлыков внимательно перечитал его записку: "Астафьев Юрий Андреевич". Далее был телефон третьего отделения милиции.
Шлыков откинулся в кресло и начал думать. Фамилия этого самого Серова числилась в посетителях, приходивших в отдел два дня назад.
Но он точно знал, что никакого хода предполагаемому заявлению старого мастера дано не было. И это было странно. Это возвращало Шлыкова к той задаче, что поставил ему перед отъездом в Кривов генерал Шмелёв.
(За полгода до этих событий).
Ингушетия, десять километров от границы с Чечнёй.
При виде хаотичного сооружения из бетонных блоков и мешков с песком Али напрягся, и выругался.
— Бл… на прошлой недели этого блокпоста не было, — сказал он.
Резо скривился.
— Не напрягайся ты. Одним больше, одним меньше. Документы у нас в порядке, едем не первый раз.
— Но это какие-то новенькие, как бы в кузов не полезли.
— Всё равно не вибрируй. Проскочим.
Хотя в душе его так же ворохнулась неприятная мысль: "Это не срочники. Похоже — омоновцы".
Между тем рослый парень в камуфляже, весь обвешанный оружием поднял руку. За его спиной маячили ещё два, столь же неприветливых парней. «Новенькие», — ещё раз понял Али, глянув на необмятую ещё форму спецназовцев.
— В чём дело, дорогой? — спросил Резо, открывая дверцу. Круглое лицо грузина расплылось в улыбке. Но его собеседник был по-прежнему мрачен. Белобрысый, высокий сержант не был зелёным салагой, парню было как минимум лет двадцать семь.
— Куда едем? Зачем? Документы на машину и груз. Выйдите из машины.
Али и Резо нехотя оставили кабину, начали доставать многочисленные документы. Один из омоноцев тут же начал обыскивать пустую кабину.
— В Шамшу мы едем, в лагерь беженцев, — пояснял Резо. Во время разговора он как-то смешно размахивал руками. — Мы тут всегда ездим, продукты туда возим. Тут и гуманитарная помощь, и правительство помогает. Вот, там и разрешение есть. Всё у нас оформлено как полагается.
— Вижу, — ответил сержант, неторопливо перебирая документы.
— А вы откуда, ребята? — спросил Резо. — Пермь, Саратов?
Здоровяк ему не ответил, продолжал рассматривать документы. Но грузин продолжал болтать, как ни в чём не бывало.
— Перед вами тут красноярцы стояли, хорошие парни! Эх, как они гуляли тут на природе. Я им шашлык из кабанятины делал. Тут в округе столько кабанов!..
— Этих хорошие парни, отбывая домой, перед Моздоком подорвались на мине. Так что домой уехали пять двухсотых, и двенадцать трёхсотых.
Резо сокрушённо поцокал языком.
— Вай-вай! Как им не повезло. Тут ведь у нас тихо, мирно. Уже давно никто не стреляет. Кому нужна эта война, скажи? Никому не нужна!
— Что везём? — прервал его сержант.
— Там написано. Продукты. Тушёнку, крупу, лапшу.
— Показывай.
Тут Резо окончательно взмок.
— Хорошо, могу показать, нэт вопросов. Мы тут уже год продукты возим. Людям кушать надо, да? Вот мы и ездим, туда-сюда. Возим всякий товар.
Тут в разговор вмешался омоновец, осматривавший кабину.
— Тут чисто.
— Хорошо.
Сержант отдал Али его права и паспорт, тот отошёл к кабине, сунул путевку в бардачок. Резо между тем подошёл к заднему борту, начал отвязывать прорезиненный тент. Но его словесный понос как-то сразу утих, да и руки дрожали. А сержант внимательно наблюдал за его действиями, и, этого грузин не заметил, тихонько сдвинул предохранитель на своём Калашникове вниз. Наконец грузин справился со всеми узлами, и, откинув полог наверх, показал рукой вперёд.
— Вот, как я и говорил. Продукты у меня, одни продукты. Может, вам, парни, ящик тушёнки подогнать? Кормят то, поди, не очень? Каша да каша.
— Кормят нормально. Сколько у тебя тушёнки?
— Пять ящиков. Два мешка крупы, а остальное — лапша, одноразовая, в мешках.
Сержант хмыкнул.
— Лапша говоришь? А почему это у тебя машина так осела? Рессоры, того и гляди, лопнут.
Резо вспотел.
— Да, машина старая, понимаешь. Совсем разболталась. Тут же дорог нет, сам знаешь. Один ямы.
— Ага, понятно. Ну-ка, Семёнов, залезь-ка в кузов, пошуруди там.
Подчинённый сержанта отдал ему свой автомат, легко запрыгнул в кузов, и начал пробираться внутрь. В этот момент не выдержали нервы у Али. Он завел машину и стремительно сорвал её с места.
— Стой! — закричали омоновцы. Машина проехала метров тридцать, когда из кузова кубарем выкатился осматривавший её солдат. Только тогда его сослуживцы начали стрелять.
— По колёсам бей! — крикнул сержант. Стреляли они метко, и вскоре, не проехав и ста метров, «Газель» начала вилять, потом свернула с дороги в поле.
— Куда, там ведь мины! — крикнул Семёнов. В этот же самый миг машину подкинуло взрывом, а затем и она сама рванула так, что все они бросились на землю. Вокруг них свистели осколки, падали какие-то обломки. Один из омоновцев вскрикнул.
— Семёнов, что ранен? — спросил сержант, вскакивая на ноги.
