– Изыди! – невольно перекрестилась, кинув дикий взгляд на волшебный подмалевок. Сразу вспомнилась бабушка, которая так делала, когда на компьютере всплывала похабная реклама. – Что это за чертовщина?!
– Картина, – Вик подошел ближе.
– Я не об этом, гений, – рыкнула, бросая тревожные взгляды на холст, где хозяин поместья громил свои хоромы в режиме реального времени. Только вот происходило это не по стрим-трансляции, а на самой настоящей картине! Она даже пахла резкими запахами масляной краски и разбавителя, будто ее наваяли пять минут назад.
– Это живой хост, – пояснил Вик, ухмыльнувшись тому, как мои глаза полезли на лоб, а я снова отскочила от подозрительного объекта. – Не в смысле – ЖИВОЙ. Души у него нет и сознания тоже. Его нарисовал магос-творец. А то, что создает одаренный, обладает силой. Если магос-художник нарисует реально существующее место, картина превратится в сальпингу…
– Саль… че?
Как же меня замучили эти языколомательные слова!
– Ну… – протянул парень, взъерошив волосы на затылке и, в очередной раз, поморщившись, – в предмет, связывающий людей на расстоянии. С помощью него можно видеть и говорить друг с другом, находясь в разных городах. Самая совершенная сальпинга получается у мастера зеркал. Ну, тут понятно почему… Отражающая поверхность зеркала дает самое четкое изображение.
– Это как телефон, что ли? – уточнила я, и тут же сердце болезненно сжалось. – Телефон! Сумка! Надо вернуться!
Уже спотыкаясь, рванула назад, но Вик меня тормознул, схватив за локоть.
– Ты об этом? – парень снял со своего плеча поклажу. Мою сумку!
– Когда ты успел?! – вырвала из рук вора единственную собственность в этом страннейшем мире. И где у меня глаза? Как я сразу не заметила. Невнимательность, помноженная на глупость.
– Да она же у входа в подвал на гвозде висела. Подумал, что пригодится.
Еле задавила в себе порыв обнять спасителя моей кожзамовой крошки. Точно не сдержалась бы, если бы он еще и вернул мне мою одежду.
– Спасибо, – хлопнула парня по плечу, решив соблюсти баланс между желаемым и уместным. Все-таки хоть какая-то благодарность. Второй половинки старой вафли у меня нет.
Парень невольно вздрогнул, но потом лишь пожал плечами и пошел вперед.
– Но эти картины… – не хотелось идти в тишине по жуткому коридору с рябящим светом факелов, реагирующих на движения. – Они… чтобы шпионить, верно, а не для связи?
– Ага, – отозвался он, пролезая между каменных обломков, загородивших проход. Невольно глянула в сторону искореженной стены: даже просвета не было видно. Тут, что, двойная кладка? И как мы выберемся на свободу? – Картины-сальпинги привязаны к месту, их нельзя носить с собой как зеркала, и работают они только в паре. Представь, живем мы с тобой в разных домах, у тебя на холсте нарисована комната из моего дома, у меня – из твоего. Только тогда мы сможем общаться через полотна. Готов поспорить, в поместье нет ни одной картины с изображением этого тайного прохода. Уж не знаю, как Ульрих заставил их работать, но каждое полотно из висящих здесь показывает, что происходит в разных уголках поместья Блутаурус. Говорят, мастер, который их изготовил, был убит почти сразу же, как особняк открыл свои двери местной знати, и унес тайну изготовления подглядывающих полотен с собой в могилу.
– А ты откуда обо всем этом знаешь? – вопросительно подняла брови. Если учесть, что братья-близнецы не ломанулись за нами через потайной проход в стене, они о нем и понятия не имели. Да и не думаю, что граф настолько туп, чтобы запереть нас в подвале с секретной галереей.
– Эсфи… – парень немного замялся, подбирая слова, – моя подруга работала служанкой у Бонифэйса и однажды наткнулась на потайную дверь, когда кормила голубых тигров, которых Блутаурус одно время держал в подвале. Ему они быстро наскучили, одна шкура теперь служит ковром в доме градоначальника. А вторая, может, весит на стене где-то в особняке, не знаю. А историю о магосе-художнике и Первом Графе я узнал от Ранавата. Одна из его прапрабабок была рабой у Блутауруса, а в то время среди слуг поместья ходили слухи о потайном коридоре Старого Быка. Так они за глаза прозвали Ульриха, своего рогатого господина. Раньше, рога считались отличительным признаком благородства Великих Семей Тауруса, пока духи из леса Кернуннос не начали брюхатить дворовых девок этих самых Глав Девяти Семей Тауруса. Уж не знаю, чем богачи им насолили, но… После того как рогатые детишки наводнили Денницу, символ рогов обесценился. Бабка у Ранавата была не болтливая, и когда самых языкастых слуг начали находить в оврагах за городской чертой, ей хватило ума промолчать. Среди его семьи вся эта история была одной из баек, что рассказывают детям перед сном. Я ему до сих пор не сказал, что это не просто россказни сумасшедшей старухи.
– А как ты узнал, как открыть проход? – поймала его взгляд, блуждающий по пыльным углам длинной и угловатой галереи, пока он рассказывал историю поместья. Если все-таки Вик до сих пор в одной связке с Голубым Графом, я ему задам. Отведает моей силушки богатырской. Знать бы только, как ее включить…
– Это все Эсфирь, – ответил Вик, странная улыбка скользнула по его лицу, немного грустная, что ли, и он снова отвел взгляд. – Когда она в первый раз пошла кормить тигров, они ее до жути напугали, не могу сказать точно, как дело было, но часть их обеда попало на каменную кладку в конце прохода между клетками.
– Значит, чтобы открыть потайную дверь надо кинуть в нее кусок сырого мяса? – с издевкой переспросила я, слабо веря во всю эту историю с тиграми.
– Можно и так, – подхватил парень, не поняв, что вопрос был несерьезный. – Тут главное кровь. Похоже, старик Ульрих был неженкой, раз не стал заговаривать камни на собственную кровь. Да и откуда ж он знал, что через 500 лет в винном погребе будут содержать животных и кормить их мясом с кровью?
– А как…? – начала я, но осеклась, вспомнив, что Вик был так избит, что даже страстно поцелуй он разбитой губой пыльную стену, она бы с легкостью пропустила бы его в потайной коридор. Так что решила переиначить вопрос: – … долго еще идти?
– Не знаю. Я тут первый раз, – небрежно и как-то чересчур беззаботно кинул парень. Видимо, его инстинкт самосохранения и рациональное мышление вышли погулять еще в детском возрасте – и так и не вернулись.
– И ты не знаешь, куда ведет этот проход?! – выдохнула я, чуть не захлебнувшись возмущением, с головой накрывшим меня.
– Когда-нибудь он кончится, тогда и узнаем, – передернул плечами он, перепрыгивая огромный скол плитки на полу.
– Ну, ты… – остановилась, зло дернув руками: так и хотелось придушить этого обалдуя: – А если он заканчивается как раз в кабинете графа, или того хуже – в комнате его охраны?
Я, распаленная праведным гневом, пыхтя и бормоча ругательства под нос, ускорила шаг и врезалась в жилистую спину, не заметив, что парень остановился.
– Вот сейчас и узнаем, – так же спокойно ответил Вик, саданув об стену уже подсохшую рану на руке.
