class="p1">Теоретически, в Бристоне классно. Пальмы, океаны, вечеринки. Все студенты в Калифорнии на чилле. Все дружелюбные. Вчера в столовой пара девчонок попытались завести со мной разговор. Но меня это бесит. Бесит вообще все. Меня тошнит при виде гигантских плакатов Бристона. Иногда я хватаюсь за телефон, чтобы написать вам, как мне плохо. Но у вас там все так классно с театрами, парнями и городами, и я не хочу портить вам настроение. Ужасно не хочу. Поэтому ничего не рассказываю. Не хочу ломать вам кайф.
Иногда я гадаю, как бы сюда вписалась Би. У нее был дар – в отличие от меня. Она бы завела тонну друзей. Помните, как ее провозгласили королевой выпускного, хотя она чуть ли не полгода учебы пропустила? А потом дала нам примерить свою перевязь и корону? Ее пластиковая тиара так тебе шла, Эверет. А ты, Джиа, все переживала, что порвешь перевязь. Можно подумать, Беа было до этого какое-то дело. Она обожала, когда примеряли ее вещи. Так она чувствовала себя нужной.
Я тут слышала, что в «Квинс Академи» больше никого на выпускных не коронуют. Видимо, традиция умерла вместе с Би. Оно и к лучшему.
Ариэль
8
Ариэль
Я удаляю письмо. Меня бросает в пот. Вспыхивает экран телефона – два часа ночи. Пятьдесят три непрочитанных сообщения от Эверет и Джиа. Опять пропадаешь? Ариэль? познакомилась с кем-то, закрутила роман и начала новую жизнь? Ха-ха-ха. Серьезно – алло! Я отключаю уведомления.
Ночную потливость обычно вызывают скачки гормонов. Менопауза. Низкий сахар в крови. Гиперактивная щитовидка. Перегрев. Худший вариант: лейкемия. Лимфома. Я знаю, что не страдаю ничем из этого списка. В комнате зябко, как на улице за окном. И все же пот стекает по шее и вдоль хребта.
В детстве у нас с Беа была одна комната на двоих. И кровать-чердак – у нее верхний этаж, у меня нижний. Беа вечно отключалась на диване после марафона мультсериала «Аватар: Легенда об Аанге». Аппа сгребал ее в охапку прямо в коконе из одеяла. Потом забирался по лестнице на второй этаж кровати и укладывал ее в постель. Беа никогда не просыпалась. Более того, ей было свойственно храпеть. Я постоянно просыпалась из-за этого посреди ночи. Как-то раз храп был такой громкий, что я решила, будто у нас под окном лает собака. Но нет – это была всего лишь Беа, невоздержанная даже во сне. И я просто лежала и прислушивалась к ней. К ее дыханию надо мной. Когда Би засыпала, мы словно менялись ролями. Она становилась младшей сестрой, а я – старшей. Ее защитницей.
Будь Беа здесь, она бы сказала, что я никогда ее ни от чего не защищала. Когда мне было двенадцать, а ей пятнадцать, мы переехали в дом побольше. У нас появились отдельные комнаты. Отдельные жизни. Пока она утопала в своей, я полировала победные трофеи.
Я проверяю собственный пульс. Сто двенадцать ударов в минуту. Можно позвонить умме и аппе, но они решат, что со мной что-то случилось. Заставят меня устроить видеосозвон с пастором Кваном. Пастор Кван – кореец среднего возраста с андеркатом[28], но родители уверены, что он напрямую общается с Богом. На следующий день после смерти Беа он пришел к нам домой и процитировал: «И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло»[29]. Умма взглянул на пастора с таким благоговением, словно тот пару секунд назад не прочитал самый заезженный на свете отрывок из Библии. У меня под глазами залегли сизые круги. Мама сказала: «Пойми, Ари-я, тебе нельзя столько плакать. Ты расстроишь сестру».
Можно созвониться по видео с Эверет и Джиа. Но тогда придется слишком много всего объяснять. А я им даже письмо отправить не в силах.
Поэтому я делаю то, что пообещала не делать.
Ответив на звонок, имо утомленно стонет.
– Ариэль, тебе разве спать не пора?
– Пора.
Имо изучает мое лицо в окружении темноты. Позади нее облако мутного света. В Южной Корее, в Пусане, шесть вечера. Золотой час.
– Мне не спится.
– Это я уже поняла.
– Покажи, пожалуйста.
Имо качает головой. Она выглядит точно как умма, когда так делает. Красная помада, румяные щеки, сморщенный лоб. Но на этом сходства заканчиваются. Имо и умма, может, и сестры, но они совершенно не похожи.
– Ладно, – сдается она. И закутывается в шаль. – Делаю это исключительно из любви к тебе, Ариэль.
Имо плетется в гостиную. Картинка вздрагивает, когда она отодвигает в сторону балконную дверь.
В кадре мелькают ее босые ноги на каменном полу. Имо идет вперед, ее телефон – в считаных дюймах от перил балкона. Она поднимает объектив, и вот же он.
Океан.
Море, в котором плавала Беа. Вода, в которой она погибла.
Я дышу в ритме волн, накатывающих на берег. Это несложно. Это мне по силам. Чувствую, как замедляется сердцебиение. Возможно, Беа лежит под землей в Квинс, но прямо сейчас она рядом. Мы вновь становимся малышками, оказывается вместе на этом берегу. Всего лишь на миг.
9
Эверет
– Я ее прибью.
Джиа вздыхает у меня на экране телефона, пытается проморгаться в утренней пыли и смоге Нью-Йорка.
– Прошло всего десять дней. Ариэль наверняка по уши в занятиях. И пока она не отвечает на звонки, прибить ты ее все равно не сможешь.
– Одиннадцать дней, – поправляю я Джиа. – И ты неправа. Я могу слетать в Калифорнию, велеть ей прочесть сообщения, а потом уже прибить.
Я пристраиваю Джиа на батарею в коридоре и наклоняюсь, чтобы подтянуть ремешки на сценических туфлях. После потогонной, жутко изнурительной танцевальной тренировки «Люшес Браун» идет на обед – все, кроме меня. У меня есть важные дела.
Разыскать Ариэль и велеть ей отвечать на чертовы сообщения.
Подкараулить Абеля Пирса – где бы он ни отсиживался.
Выжить королей караоке из захваченных ими репетиционных, чтобы я смогла потренироваться в пении перед грядущим на следующей неделе прослушиванием.
Застежка цепляется за носок, и пятно от пота на кофте с завязками расползается до легинсов. Окей, возможно, в первый пункт лучше поставить «Привести себя в порядок».
– Эв, – звенит голос Джиа. – У тебя все хорошо?
Я раздраженно вздыхаю, натягиваю потуже и застегиваю ремешок туфель. Как у меня может быть «все хорошо», если я понятия не имею, где Ариэль, затусила ли
