Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
для парня: “Смотри, кого мы встретили!”
Потом от этого радостного открытия они как-то перешли к новому сериалу “Нетфликса”, который смотрели все. Мальчишка уже видел второй сезон, просочившийся в сеть, и девчонка поярче, взвизгнув, заткнула уши указательными пальцами – не хотела спойлеров. Но регбист твердо решил рассказать девчонкам о персонаже, чья смерть буквально свела их с ума. На меня эти трое больше не оглядывались.
Я взяла карандаш и написала на листе бумаги большими буквами: ЧЕРТ.
Пиппа подошла ко мне, села на стул Марго.
– Если скажете, что надо подсесть к ним и попробовать еще раз, я закричу.
Пиппа сникла – очевидно, именно это она и собиралась предложить.
Я положила голову на стол.
– Что такое? – спросила Пиппа осторожно.
Открыв глаза, но не поднимая головы, я разглядывала ярких девчонок, перевернутых вверх тормашками, которые безудержно хохотали над какой-то шуткой мальчишки, а он тем временем штамповал кисточкой зеленые пятна вокруг своего кинжала.
– У них столько времени!
– Так…
– А у меня нет.
Пиппа не знала, как мне и в глаза посмотреть.
– Я не для того это говорю, чтобы вас расстроить. Просто хочу, чтобы вы поняли мои чувства. Мне срочно нужно веселиться.
– Срочно нужно веселиться?
– Да. Мне нужно веселиться. И это срочно.
– Хорошо, – сказала она наконец, – чем я могу помочь?
– Помните, я как-то пришла в неположенное время?
– Ну да.
– Здесь еще были старички.
– Группа старше восьмидесяти, да-да…
– И я познакомилась с Марго.
– Ну да.
– Переведите меня в эту группу, пожалуйста.
В группу старше восьмидесяти.
– Но Ленни, в ней занимаются люди от восьмидесяти и старше.
– Да. Я понимаю.
– Нелогично, стало быть, переводить тебя в эту группу.
– Почему?
– Потому что тебе не восемьдесят!
– А если не считать этого?
– Просто мы решили работать по такому принципу, чтобы занятия соответствовали интересам и способностям людей.
– По-моему, это возрастная дискриминация.
Я подождала. Видно было, что она колеблется.
– Обещаю хорошо себя вести.
Пиппа улыбнулась.
– Подумаю, что тут можно сделать.
Семнадцать
Уборщик Пол отдернул шторку, и старушка в лиловой пижаме, оторвавшись от журнала “Отдохни”, резко спросила:
– Вы кто?
Вовсе не обрадовавшись, кажется, этой передышке от отдыха.
– Это не она, – шепнула я Полу.
– Простите! – весело извинился Пол перед сердитой старушкой. – Мы кое-кого ищем.
Та что-то пробурчала. Пол задернул шторку вокруг ее постели обратно, будто пряча нежеланный приз в телеигре “Цена верна”.
А когда отдернул другую шторку, за ней обнаружилась другая старушка в лиловой пижаме – она спала с легкой улыбкой на губах, а на прикроватной тумбочке лежал в бумажной тарелке недоеденный ломтик кекса.
– А вот это она.
– Стул принести? – спросил Пол и, не дожидаясь ответа, потащил из другого конца палаты пластиковый стул, предназначенный для посетителей. Звук скребущих по линолеуму ножек не разбудил ее, зато разбудил возглас Пола: “Пока!”
Марго открыла глаза.
– Ленни?
Она улыбнулась, будто видела меня во сне и теперь припоминала.
У нее на тумбочке лежала стопка книг в твердой обложке. Между двумя верхними торчал открытый конверт, из которого – я точно видела – на меня выглядывало письмо. На маркерной дощечке над головой Марго – почерком с сильным наклоном влево – было написано ее имя. Марго Макрей.
Я слышала приглушенные голоса снаружи, за шторкой, из радиоприемника сквозь помехи звучала тихая классическая музыка. В зазор между шторками мы видели высокую седую женщину с пучком на голове, торчавшим из-под ободка. На верхнем кармане ее бордового халата были вышиты золотой нитью инициалы “У. С.” Опираясь на ходунки, женщина продвигалась к выходу из палаты. Пигментные пятна на лице делали ее похожей на пегую скаковую лошадь, но очень неспешную.
– Какой вы были в моем возрасте? – спросила я Марго.
– В семнадцать лет?
Я кивнула.
– Хм… – Марго сощурилась, словно где-то между ее разомкнутыми и сомкнутыми веками жили картины далекого прошлого, и если правильно свести ресницы, она сможет увидеть саму себя.
– Марго?
– Да, милая?
– Вы сказали, что умираете.
– Умираю, – ответила она так, будто дала обещание и гордится, что держит его.
– И вам не страшно?
Тут Марго посмотрела на меня, ее голубые глаза чуть заметно двигались вправо-влево, словно читая мое лицо. Шум помех стих, теперь звучала только тихая колыбельная.
А потом Марго сделала нечто удивительное. Потянулась ко мне и взяла меня за руку.
А потом стала рассказывать.
Глазго, январь 1948 года
Марго Макрей 17 лет
В мой семнадцатый день рождения бабушка, которую я любила меньше всех, придвинувшись ко мне нос к носу, спросила: а ухажер-то у тебя есть? Она была так близко, что я разглядела темно-лиловое пятно у нее на нижней губе. Я всегда думала, это помада размазалась, но теперь, вблизи, увидела нечто другое. Сине-фиолетовое, похожее на камешек, утопленный под кожу. Я задумалась, можно ли найти доктора, который согласится это выскоблить, просто чтобы рассмотреть.
Разочарованная ответом, она откинулась на спинку стула, стерла пальцем кусочек глазури с ножа, которым резали торт, и отправила себе в рот. Надо бы тебе поторопиться, сказала она. Мужчин теперь меньше, чем женщин, и “хорошенькие всех разберут”.
Через неделю бабушка объявила, что устроила мне свидание с симпатичным молодым человеком из прихожан. Мне незнакомым, разумеется, ведь мы с матерью “никогда не посещали дом Божий”. Я должна была встретиться с ним на Центральном вокзале Глазго под большими часами ровно в полдень.
Этот диалог я пересказала своей лучшей (и единственной) подруге Кристабель, пока мы бежали по улице от моего дома к вокзалу.
Она сморщилась, и веснушки на ее лице, сдвинувшись, образовали новые созвездия.
– Но мы никогда не разговаривали с парнями, – сказала Кристабель.
– Ну да.
– Так что ты собираешься ему сказать?
Я как-то не подумала об этом и теперь остановилась. Кристабель остановилась тоже, шелестнув розовой юбкой. Не знаю, зачем и она разоделась, на свидание-то шла я. Меня бабушка втиснула в накрахмаленное цветастое платье и остроносые черные туфли, давившие на пальцы. Я чувствовала себя ребенком, нарядившимся забавы ради во взрослого. Повесив мне на шею золотой крестик, бабушка велела “хотя бы выглядеть христианкой”. Что это значило, я понятия не имела.
– Ты сейчас, может, с будущим мужем познакомишься. – Кристабель нагнулась, натянула левый гольф повыше, на тощую коленку. Один гольф все равно был короче другого, но она выпрямилась, довольная, и взяла меня под руку. – Так волнующе, правда?
И хотя от этих слов скрутило живот, я покорно шла за Кристабель, тянувшей меня к вокзалу.
В 11.55 я стояла под часами и смотрела на Кристабель, а та пряталась
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
