лучше, если бы мы устроили оргию вчетвером в Белом доме, я с тобой, ты со мной, мы сверху, вы снизу. Если фантазия развивалась столь стремительно, это означало, что кокс был реально недурственный. Полчаса я балдел и кайфовал не по-детски.
Через некоторое время я почувствовал, что действие кокса стало ослабевать и мне пора догнаться.
Игра с фатумом в данном случае заключалась в том, чтобы поддерживать уровень возбуждения, а для этого мне нужно было уходить в демон, но не чаще, чем раз в пятнадцать минут. Только при этом условии Мэрилин могла продолжать пение, и это при полном моем осознании ее нереальности. Именно в этом вся прелесть глюка: знаешь ведь, что неправда, а оторваться не можешь. Я потихонечку входил в состояние измены. Ты и понятия не имеешь, что это такое, пока тебя всего не накроет… Ой, лучше об этом не думать. Меня начало колбасить, я не мог сосредоточиться. Любой предмет, на который я смотрел, злил меня, каждый жест казался поступком, малейший звук — опасностью. Все, все вокруг являлось лишь плодом моего воображения.
Я снова отхлебнул «Гаваны». Клеопатра тем временем висла на всех, до кого могла дотянуться, но меня она не возбуждала. Я попытался переключиться и повертел головой, но увидел только постер с Человеком-Пауком, который пристроился на стенке моей комнаты. Мне стали слышаться странные звуки. Ключ в замке. Шаги. Тук-тук. Открывай, урод, а то дверь снесем нах! Подкрадываюсь к двери — никого. Дыхание учащенное, прерывистое, сигарета в пальцах не держится. На мгновение у меня перед глазами прокрутился самый кошмарный фильм моей жизни.
Дело было так. Года четыре назад, может, раньше, может, позже, я вернулся домой с какой-то костюмированной вечеринки, но не с карнавала, это точно. Эти гребаные вечеринки постоянно придумывали наши подружки, которые не знали, как убить время — и неслись одна за другой: бич-пати, лав-пати, увайт-пати, родео-пати и так далее. А фантазия у меня, сами знаете, неуемная, так что я каждый раз одевался в Человека-Паука — единственного нормального героя наших комиксов, не считая Дьяболика. Я обожаю Человека-Паука, поэтому…
…В тот вечер я запасся таким количеством кокса, что после вечеринки у меня его осталось дорожки на две, чтобы нюхнуть малость перед тем, как отправиться баиньки. Ведь с алкоголем ты рано или поздно отрубаешься, с кайфом же — нет. Короче, я так нахрюкался, что рухнул в кровать в чем был — в костюме Человека-Паука, даже не пописав. А ключ, блин, я оставил в замке. Приходит, значит, утром Маризела, наша филиппинка, которая на самом деле мексиканка, и натыкается на запертую изнутри дверь, и не может ее открыть, час стоит и звонит, никто не открывает. Что делать? Она звонит моей матери в Сан-Мориц, та, в свою очередь, звонит карабинерам, те, в свою очередь, поднимают на ноги пожарных, пожарные приезжают, в свою очередь, громко зовут меня по имени и хлещут по морде, чтобы привести в чувство. «Он жив, но в отключке», — сообщают они маме по телефону.
Открываю наконец глаза: опаньки! Они все стоят передо мной: мама, отчим и братец Пьер. «Ты мне больше не сын! Ты мне больше не сын!» — истошно вопит папаша, тряся меня за опутанный паутинками воротник. А я — ух, какая неловкая сцена — все никак не могу врубиться, где я и что я, и называю его дядя Бен!
Ну, за этим последовала одиссея, о которой рассказывать не буду. Хотя нет, пожалуй, расскажу, опустив монологи матери. Меня заставили немедленно сдать анализы, которые явственно показали, что я был накачан экстази и кокаином. И тогда мама, моя добрая матушка, поставила меня перед выбором: диспансер или психоаналитик. Разумеется, я выбрал психоаналитика, но вот избежать еженедельного анализа мочи в клинике мне не удалось. Контроль был железным, медсестра внимательно смотрела на мою пипиську, когда я мочился в баночку, и взгляд ее был столь суров, что у меня чуть было комплекс не возник — типа, может, он у меня слишком маленький? Мне пришлось несколько раз прошвырнуться по притонам, чтобы удостовериться, что у меня там все о’кей и я где-то на уровне выше среднего.
С психоаналитиком разыгрывался самый настоящий фарс. Конечно, поначалу я ему не очень-то доверял и много не болтал. А потом мало-помалу стал перед ним раскрываться. Ему хотелось, чтобы я рассказывал обычные пошлые банальности: неуверенность в себе, давление со стороны близких, отсутствие отца, чрезмерные ожидания, тоска, моя зависимость от любых явлений, тревожность. Он очнулся от своего дремотного состояния и даже улыбнулся, только когда я ему выдал, что в толковом словаре, мол, на слове «зависимый» помещена моя фотография. С того момента психоаналитик начал мне немного нравиться, и я даже получал удовольствие, рассказывая ему о своих глупостях. Я несколько переборщил — хоть я и не нюхал в ту пору, зато квасил по-черному — и начал ему расписывать чересчур уж интимные вещи. А он все это передавал моей матери, это к вопросу о договоре между врачом и пациентом. Я это дело быстро раскусил, потому что, стоило мне рассказать о какой-либо очередной пьянке, на следующий же день маман выступала с лекцией на тему о вреде пьянства, что алкоголь разрушает не только печень, но и мозги. И еще нехорошо, мол, что от меня разит за версту.
Тогда я решил поиграть в примерного пациента. Потихонечку начал высказываться в том плане, что вот, мол, чувствую в себе потребность обзавестись семьей, взять в жены хорошую девушку, найти себе занятие да хотя бы пойти работать на одно из предприятий, которые унаследовала моя мать, кирпичи производить. О, мы почему-то производили именно кирпичи, такие, знаете ли — красные кирпичи.
Экс-синьора Сала Дуньяни понемногу успокоилась и смягчилась. Она временно оставила Сен-Сафорин и переехала пожить в Милан — вместе со мной и Пьеро. Психоаналитик тем временем начал выдавать все более обнадеживающие заключения относительно меня. Беседы стали проходить все реже и реже, я перешел к сеансам самоанализа, хе-хе, сумев убедить всех, что мы таким образом еще и деньжат сэкономим.
Через каких-то семь месяцев я вновь пустился во все тяжкие, наркоман несчастный, но зато свободный, черт побери. Свободный принять целый грамм, как сегодня вечером, а потом два часа колбаситься под киношку, у которой нет ни начала, ни конца, только сюжет какой-то нездоровый. Этой теплой ночью, в самом красивом дворике на улице Боргонуово, если не считать дворик Armani, я решил, что единственно правильным способом избавиться
